Перед прочтением этой части ОБЯЗАТЕЛЬНО читать предыдущую (смотри запись в дневнике, расположенную прямо под этой).
Название: Логово Дракона
Автор: ManyaChka, она же akhCaynaM
Дисклаймер: Я не я и лошадь не моя. И вообще, Сорачи-сенсей – наше всё!!!
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Гинтоки/Цукуё
Жанр: Гет, Романтика, Юмор, PWP
Предупреждения: BDSM, Кинк, ОМП, Нехронологическое повествование
Статус: закончен!!!
Размер: миди
Примечания автора: Автор сам не знает, что творит *.*
Ссылка на Фикбук: ficbook.net/readfic/4651881/13385321#part_conte...
Гинтоки поднимается и, опираясь на ладони по обе стороны от её тела, нависает над Цукуё. Смотрит прямо, и она не отводит взгляда, хотя от такой близости ей всё ещё волнительно и неловко. Чёрт, это приятно.
Он вздыхает, готовясь произнести речь. Скажет, как есть, а там будь что будет.
— Цукуё. — Она смотрит внимательно и как-то по-особенному доверчиво. Свет ложится мягкой тенью на её лицо, уютно поблёскивает в глазах. — Я хочу тебя, Цукуё. Здесь. Сейчас.
Она молчит. Щёки и губы словно перепачканы соком. Он облизывается. Хочется проверить, уж не клубничным ли.
Гинтоки не знает, сколько времени длится молчание. Он ждёт не ответа — знает, что она ещё не готова, — но осознания. Цукуё нужно понять, что невинные ласки не могут продолжаться дольше с тем, чтобы он не потерял контроль.
— Вот как. — Она приоткрывает рот, и он видит, как кончик языка быстро облизывает пересохшие губы. — Здесь, сейчас, — эхом повторяет Цукки, но ни по тону, ни по выражению лица нельзя ничего угадать. Она смущена — это Гинтоки понимал и раньше. А дальше?
А дальше она медленно тянется к его правой руке и осторожно сжимает её двумя ладонями, отрывая от постели. Увлекает за собой, медленным движением ведя ниже. Её пальцы трясутся, но Цукуё смотрит прямо, и в глазах вдруг искры костра, разведённого среди фиалкового поля.
Он чувствует, как она вздрогнула, когда его рука накрывает живот поверх халата. Но продолжает вести вниз, пока полы не расходятся в сторону, пока не обнажается уже знакомая, — но всё ещё недостаточно, — плоть.
Она кладёт его пальцы поверх половых губ, слегка надавливая, чтобы углубить прикосновение. Ещё не внутри, но уже достаточно, чтобы чувствовать, что…
— Ну? — срывающимся шёпотом спрашивает Цукуё, нервно облизываясь: не верит, что творит. — И кто из нас хочет больше?
Указательным пальцем он ласкает клитор, но не набухшую головке, а снизу, как шею у кошки. Легко проскальзывает ниже, куда влечёт обилие смазки.
Он отымеет её. Прямо в эту узкую влажную киску, пока она, захлёбываясь стонами, будет умолять трахать жёстче.
Гинтоки впивается в её губы. Проталкивает язык, чтобы ощутить этот рот, столько раз дерзивший ему, изнутри. Ну, Шинигами Таю, где ваши колкости теперь? Попробуйте найти хоть одну. Вот и он пришёл на помощь, чтобы искать вместе. Но тут, кажется, ничего, кроме её робких попыток ответить, да судорожных вздохов, им же и приглушённых.
Он заберёт не только их. Всё, всё, что так долго от неё хотел. С первой встречи. С первого оценивающего взгляда на лицо, грудь, бёдра, сетчатые чулки. Рождённая, чтобы приносить ему удовольствие, Цукуё слишком долго отказывалась от своих обязанностей. Но теперь она принадлежит ему. И Гинпачи-сенсей научит, как его ублажить.
Цукки выгибается и мычит ему в губы, когда он касается особо чувствительных точек. Которые до него не знал никто, даже она сама. Гинтоки проводит языком по нёбу, потом к внутренней стороне щеки. Мягкая, влажная, ни на что не похожая плоть.
Ни на что?
Он где-то вычитал, что её поверхность сродни тканям, образующим влагалище. Кажется, самое время провести дознание с пристрастием.
Приложив большой палец к клитору, он слегка поглаживает его, пока средний оказывается напротив входа. Смазки достаточно, чтобы ей не было больно, и Гинтоки медленно вводит его внутрь.
Он чувствует, как она напряглась. Непроизвольно сжалась, словно пытаясь вытолкнуть его. Прежде, чем продолжить, Гинтоки чуть интенсивнее массирует клитор. Пусть сфокусируется на нём. Это расслабит вернее сотни ободряющих слов.
Цукуё стонет. Хочет, кажется, разорвать поцелуй, но он не позволил. Он ещё не завершил свой эксперимент.
Её мышцы снова сократились, но судя по ласкавшему самолюбие голосу Цукки, на этот раз от удовольствия. Воспользовавшись этим, он проникает глубже.
Он уже не помнит, что там хотел выяснять. Старый интерес сменился новым, куда более волнующим. Что он почувствует, засунув в неё не палец, а член? Когда скользкие стенки плотно обхватят головку и ствол, стискивая узким кольцом? И каково это — кончить в неё, накачав своей спермой? Разве может быть задача интереснее?
Цукуё отстраняется, когда он, пойманный внезапной интригой, теряет бдительность. Вид у неё точно у пьяной. Взгляд расфокусированный, щёки пылают, а из уголка губ скатывается слюна, её ли, его ли — теперь всё одно. Тяжёлое дыхание прорывается из приоткрытого рта.
Гинтоки ухмыляется. Самое время для серьёзных игр.
— Открой ротик пошире, — вкрадчиво шепчет он.
Она повинуется. Без сомнений и вопросов, давая ему насладиться властью и видом непреступной девушки, демонстрирующей ему глубину горла. Картина маслом.
— Умница, — хвалит он. — Вот твоя награда.
Он отнимает руку, чьей ласки она сама же и попросила, и подносит к её лицу. Пальцы блестят, а между ними натягиваются прозрачные нити.
— Вылижи, — командует он.
Цукки смотрит на него, часто моргая. Её губы смыкаются, она тяжело сглатывает.
Слишком?
Но прежде, чем он решает избавить её от мучительной борьбы со смущением, Цукуё берёт его ладонь обеими руками, как и прежде. Прикрывает глаза и палец за пальцем начинает лизать и сосать. Её взгляд из-под полуопущенных век кажется гипнотическим, хотя она просто следит за тем, что делает. Без спешки и суеты, она обводит языком фаланги, как если бы ей дали самый вкусный леденец.
Почему он ещё не всунул ей? Почему ждал столько лет, прежде чем оказаться в постели с этой женщиной? Да если бы Ева никогда не касалась запретного плода, то нужно было придумать секс только ради Цукуё. Ради её изумительного язычка, прилежно работающего над его пальцами.
Цукки старательно продолжает до тех пор, пока слизывать больше не чего. Чуть запрокинув голову, глотает. Он знает, что она не нарочно, что это рефлекс, возникший на физиологический дискомфорт. Но не может отвести заворожённого взгляда от шеи, чьи напрягшиеся мышцы с точностью обрисовывают работу горла.
Взгляд спускается ниже. Глубокие тени на выпирающих ключицах манят для поцелуев, но терпение уже на исходе. Всё внимание приковано к вырезу халата, сквозь который виднеются округлые контуры груди. Она то опускается, то поднимается, но единственное, что выдаёт возбуждение — неровный ритм дыхания. Чёртова ткань настолько плотная, ни намёка не пошлёт. Что ж, тогда только и остаётся, что послать её.
Он берётся за ворот и разводит в сторону, нарочно задевая соски костяшками пальцев. Так и есть — твёрдые, как камушки. Когда же Гинтоки видит её обнажённую грудь, то изучает почти придирчиво, сравнивая с воспоминаниями. Пятый размер и верёвка — убийственное сочетание. Но, судя по всему, один только пятый размер справляется не хуже.
Сколько раз он мысленно раздевал её, во всех красках представляя полные груди с налитыми сосками? Он тщательно изучал объект своего поклонения всякий раз, когда никто не обращал внимание. Сопоставлял наблюдения с тактильными ощущениями, чтобы прийти к наиболее точным расчётам. И всё же обманулся.
Она оказалась круче. Круче девочек из плейбоя, чьи силиконовые долины он разглядывал часами. Форма, размер, цвет и величина сосков — всё приводило в приподнятое расположение его духовой инструмент.
Гинтоки кладёт ладони под груди, сводя их вместе. Рассматривает ложбинку, уже представляя, как из неё выглядывает жизнерадостная головка члена. Как будет блестеть её кожа, вымазанная предэякулятом, и как молочно-белое пятно покроет ключицы, шею, губы. Как она высунет язычок и облизнётся, а потом потянется к шляпке, целуя и вылизывая остатки.
И это, и многое другое — потом. А сейчас…
Он наклоняется, ловя губами сосок. Играет с ним языком, прикусывает и оттягивает. Не так дико, как в первый раз. Теперь ему интересно прислушиваться к её реакции. У Луффи есть мечта стать королём пиратов, у него — научить её кончать от ласк груди. Он где-то слышал, что примерно неделя таких оргазмов — и привет, грудное молоко. Да, этот шедевр он непременно повесит в картинной галерее своей памяти.
Правая рука мнёт вверенное богатство, вырисовывает на коже круги, пока не оказывается в центре мишени. Ему очень нравится, как она откликается. Как сбивается дыхание, а его имя превращается в три изнеможённых стона.
Придётся купить телефон. Он хочет эти сладкие звуки на звонок, чтобы все слышали, как его женщине с ним хорошо. Да и самому приятно послушать, когда он надумает передёрнуть.
И камеру нужно приобрести. Положим, он слишком жадный, чтобы делиться своей звездой с сайтами вроде PornHub, но это не повод отказать в удовольствии снять домашнего видео. А потом пересматривать одному и вместе, чтобы и Цукуё видела, какой она с ним становится. Как развратно выглядит, как призывно двигается и смотрит, как умоляет загнать глубже, ещё и ещё, потому что его член — лучшее, что с ней случалось…
Что? Не было такого? Ничего, он исправит.
Сосок во рту такой твёрдый. Ему нравится ощущать, как он упирается в спинку языка, рисуя на нём абстрактные узоры. Щекотно и приятно, хотя не так как ей, ёрзающей в постели и сходящей с ума в истоме.
Её руки ложатся ему на плачи, несильно сжимая. Не отрываясь от своего занятия, он поднимает на неё глаза.
Волосы в беспорядке, взгляд как в тумане. Цукуё пробует что-то сказать, но выходит лишь бессвязное «ммм» и «ах», когда его пальцы потирают налитую вершину, словно пытаясь настроить диджейский пульт. Как там крутить этот рычажок? Так? Да, определённо, это правильное направление.
— …меня. — Доносится до него обрывки бессвязного бормотания.
— Ммм? — Ему по-прежнему не досуг отрываться от своих драгоценностей. Столько лет пути, и вот он заполучил Драконий жемчуг. Сразу два. Остановится сейчас — всё равно, что забыть протянутую руку одинокого странника, хватающегося за палку при взгляде на прекрасную луну в ночном небе.
— В-в… ди… в… м… ня…
Вот тут Гинтоки останавливается. Ослышался? Ками-сама, ну хоть бы нет. Хоть бы она не имела ввиду что-то вроде «выйди в окно, гориллы кусок, и не трогай меня». А то с его везением оно ближе к истине, чем то, что услышать хотелось.
— Н-не могу… больше… — бесконечно растягивая слова, лопочет Цукки, сходя на истомлённый шёпот. — Войди в меня, пожалуйста, войди.
The. Best. Song. Ever.
Можно ему сингл и сто тысяч каверов с этими божественными сочетанием звуков?
Видимо, он всё-таки прожил жизнь не зря. Видимо, у его рождения всё-таки был смысл. Выйти из на свет из одной утробы, чтобы войти в другую — это ли не идеальный конец его конца?
«Э? Серьёзно? Да нет, это просто шутка… Или… У меня правда будет секс?!»
«Ара? — голос в голове вводит Гинтоки в ступор. — Ты ещё кто?»
«Что значит — кто? — звенит сердито. — Я твой Гин, поддерживаемый двумя Тама!»
«ЭЭЭЭЭ?!»
«А вместе мы — неразлучная троица, в честь которой и названа манга!»
«ЧТО?! ДА С КАКОГО ТАКОГО №%* ТЫ СТАЛ ГЛАВНЫМ ГЕРОЕМ?!»
«С твоего! — хохочет собеседник. — И чего ты так удивляешься? С какого боку ни посмотри, твоими действиями уж точно не голова руководит. Верно я говорю, а, парни?»
«Точно, точно! — синхронно отзываются ему в ответ».
«Нет! — рявкает новый голос. — Я этого не потреплю! Давно ведётся эта война, но сейчас — её решающая битва! Гин! Я, Кецу но Ана*, вызываю тебя на бой! Сразись со мной в честном поединке за право решать судьбу этого нечестивца!»
«Нечестивца?! И это обо мне говорит мой зад?!»
«Ха! — отзывается Гин-сан. — Твоё поражение предрешено! Никто не станет читать историю о похождениях заднего прохода!»
«Ха-ха! — парирует Кецу-сан. — Ты ошибаешься! Вспомни арки о Кецуно Ане! Они были восприняты на ура! А ведь её персонаж только и нужен, чтобы подготовить почву для появления меня, истинного протагониста всей истории!»
«Не… невозможно! — Гин-сан, не предвидевший такого итога, тушуется».
«Тем не менее, это так. — В голосе Кецу-сан слышится торжество. — Ты долго присваивал всю славу себе, Гин. Я молча стоял в стороне, наблюдая, как тебе достаются все лавры почёта, но сегодня мой день! Я докажу, что этой подставкой управляю только я!»
«ОООООЙ!!! ПОЧЕМУ Я СТАЛ ПОДСТАВКОЙ ДЛЯ ЧЛЕНА И ЗАДНИЦЫ?! ПОЗОВИТЕ ШИНПАЧИ, ПУСТЬ ОН ЧТО-НИБУДЬ С ЭТИМ СДЕЛАЕТ!»
«Организует профсоюз подставок? — флегматично уточняет Кецу-сан».
«Ой, может, вырубим его? — предлагает Гин-сан. — Только и знает, что истерить. Достал».
«Хмм, дело говоришь, — тянет Кецу-сан. — Решено! Выведем его из строя, а потом решим, кому быть у руля!»
«Да щас! — Саката, наконец, приходит в себя. — Я выживал, стоя на краю ада! И теперь, стоя у ворот рая, не могу проиграть вашему идиотскому дуэту!»
«Квартету! Нас не забывай! — возмущённо провозглашают Тама».
«Не проиграешь? Ты так в этом уверен? — В интонации Гин-сана слышится угроза. — Вспомни, когда мне перепадало что-то помимо твоей клешни? Ты даже “Tenga Egg”* мне не купил, всё спустил в пачинко! Бака! — обиженно закончил он».
«Так и есть, — сочувственно замечает Кецу-сан. — Бесчувственная скотина. Последний раз, когда я видел четырёхслойную туалетную бумагу, был ещё до нашей свадьбы. А теперь от него ничего, кроме жёсткой газеты, не дождёшься!»
«Мужлан! — всхлипывает Гин-сан. — О, как я понимаю твои муки, Кецу-сан!»
«Какого хрена! Почему этот диалог напоминает обвинения жены, обиженной невнимательностью мужа?! И вы разве не были соперниками?!»
«Мы объединились против общего врага! — с чувством провозглашает Кецу-сан. — Правда, Гин-сан?»
«Хватит его так называть! Только один из нас может называться Гин-саном — я. Я не уступлю это право никому, даже тебе, Чин-сан*!»
— Гинтоки?
Балаган в голове разом смолкае. Саката вдруг обнаруживает себя сидящим на краю кровати, подогнув колени. Цукуё, оставленная им на почтенном расстоянии, поднялась. Она не пытается прикрыть обнажённую грудь халатом, и только смотрит на него растерянно и испуганно.
— Цукки, я… — фальшиво улыбаясь, начинает Гинтоки. И осекается.
Что он? Что он может ей сказать? Что с удовольствием сделает всё, чтобы её разочаровать?
А уж это непременно. Пусть разговор в его голове — бред умалишённого, зерно истины в нём есть.
Чин-сан и тот забыл, когда у него была женщина.
А Цукуё не какая-то женщина. Цукуё это Цукуё. Его Цукки, о которой он грезил с первой встречи. Которую хотел до боли. С мыслями о которой уединялся бессчётное множество раз, предоставляя фантазии направлять движения руки. В деталях рисуя процесс, итогом которому — её безоговорочное поражение и согласие поступить в сексуальное рабство.
Но всё, чего он может добиться сегодня, — её отвращение.
«Как? Это всё? — презрительно кривится Цукуё из недалёкого будущего. — Пффф. Не смей больше докучать мне ради такого позора».
Он не протянет долго. Просто не сможет. Одни только похождения в логове дракона чего стоят. Не говоря о том, как истощили его годы подавляемого к ней желания.
— Может, перенесём? — зарываясь ладонью в волосы и дико скалясь, предлагает Саката.
Сначала он не слышит ничего. Затем — тихий шорох. Матрац прогибается и слегка поскрипывает под медленными движениями.
Хлоп!
Щёку обжигает острая боль. Шокированный Гинтоки поднимает к ней взгляд и видит…
Растрёпанная, с пылающими щеками, тяжело дышащая… Стискивающая халат на груди… С трясущейся рукой, ещё не опущенной после пощёчины… С глазами, сверкающими от обиды и слёз…
— Ненавижу… — всхлипывает она. — Как я тебя ненавижу.
— Люблю, — машинально отвечает он. И сцапывает её в объятья.
Она вырывается, пытаясь оттолкнуть, но Гинтоки только сильнее прижимает к себе.
— Прости, — шепчет он Цукуё на ухо. — И спасибо — мне это правда было нужно.
— Что? — она едва ли в силах разобрать, о чём он говорит. Мудрено ли? Он сам себя едва ли понимает.
— А всё-таки прав он, этот Чин-сан, — усмехается Саката, примостив подбородок на макушку девушке и будто не замечая её сопротивления. — Думаю я не головой.
— Да отпусти же меня, придурок! — она с силой упирается ладонями ему в грудь.
— Цукки, — вполголоса зовёт её он. — Отпущу, обещаю. Только выслушай.
Её попытки ослабевают. То ли от того, каким тоном сказано, то ли от надежды покончить с делом быстрее, дав ему выговориться.
— Я и правда редкостный кретин, раз заставил тебя сомневаться в себе. Но дело не в тебе. Да, конечно, так всегда говорят, когда дело именно в тебе и есть… — он чувствует недовольное сопение у шеи, — …нет, я вообще не то хотел сказать!
Он собирается с духом. Это самое тяжёлое решение, которое он принимал в жизни.
— Я боюсь облажаться! — орёт он, стискивая её сильнее.
С минуту она молчит. Томительно долго поднимая к нему голову, она набирает в грудь воздух и…
— А ОРАТЬ-ТО ЗАЧЕМ?! — во всю мощь лёгких кричит Цукки.
В ушах звенит, так что Гинтоки не может расслышать, что она там недовольно выговаривает про «оглушил» и «бестолочь». Когда же Цукуё высматривает на его лице первые признаки осмысленности, то шумно вздыхает и припечатывает:
— Если бы мне нужен был победитель по жизни, я бы выбрала Огури Шуна*. Но ведь я с тобой. И раз уж надежды, что ты понимаешь намёки, никакой, как дочь Ёшивары скажу прямо: это не синхронное плаванье! Плевать мне, кто финиширует первым, только начни уже!
Гинтоки смотрит на неё с восхищением.
— Ками-сама. Ками-сама, не иначе! Я буду целовать песок, по которому ты ходишь!
— Я сама превращусь в песок, пока жду от тебя чего-то!
— Ах, до чего ты мила, когда сердишься, — воркует Саката, расцвета розовым кустом. — Ну просто ангел!
— Я отгрызу тебе голову к чертям собачьим, если ещё раз так меня назовёшь. — Убедительности в её голосе столько, что хватит подтолкнуть пару десятков Мадао, мнущихся на краю крыши.
Но Гинтоки уже пришёл в себя. Нагло ухмыляясь, спрашивает:
— А если я быстрее?
Она вздрогнула и громко ойкнула, когда он, наклонившись, кусает её за шею. Отчаянно забился пульс под нежной кожей. Быстро же она улавливает перемену настроения. Хорошая девочка.
Цукки вцепляется в его предплечья. Гинтоки зализывает место, в которое только что впивался зубами. В голову приходит запоздалая мысль, что надо бы с ней бережнее. Что игры в чередование боли и удовольствия требуют предварительного согласия. Но, чёрт возьми, не сядешь же сейчас за стол переговоров. Лечь — можно. А на остальное не хватит терпения.
Подхватив её под бёдра, он усаживает Цукуё сверху. Лицо оказывается на уровне с её ключицами, чётко очерченными в мягком свете лампы. Их контур с выступами и впадинками притягателен неуловимой хрупкостью. Как просто нарушить плавность этих линий, сломав кость с той же лёгкостью, с какой ломаются палочки Pocky*. Как тешится самолюбие тем, что он выбирает ласкать и целовать то, что может с такой лёгкостью уничтожить.
Когда её гибкое и стройное тело, стойко сносящее грубую силу, оказывается беспомощным против страстных прикосновений, ему сносит голову. Цукки, так мало знающая о любви и желании, падает в бездну удовольствий. Но не одна. Сама того не ведая, она тянет его за собой.
Он жадно глотает каждый стон, вздох и движение. Цукуё отдаётся без остатка, а Гинтоки всё берёт. Не потому, что рассчитывает напиться впрок. Сейчас она подобна морской воде: с каждым глотком жажда всё сильнее. Но он потому и приникает к ней, чтобы никогда не утолить вожделение до конца.
Руки ложатся на пояс халата. Достаточно он грел её тело, теперь пришла очередь Гинтоки. Он быстро развязывает узел, распахивает полы и стягивает, отшвыривая на пол.
Гинтоки впервые видит Цукуё обнажённой. Внимательно рассматривает, запоминая.
Изящные руки, большую грудь с розовыми сосками, тонкую талию с очертаниями мышц, округлые бёдра, длинные стройные ноги. Он хочет изучить её, чтобы каждый раз, видя Цукуё в одежде, ясно представлять, какая она без неё.
Её ладони осторожно проскальзывают по его торсу, ложась на грудь. Она берётся за отвороты халата так, словно боится быть схваченной с поличным на месте кражи. Гинтоки следит, как залившаяся краской Цукки тянет ткань в стороны, медленно высвобождая его руки из рукавов. Верхняя часть халата теперь свисает на поясе, к которому девушка так и не решилась притронуться.
— Нужна помощь? — уточняет Гинтоки. Он старается говорить мягко, хотя жутко хочется скомандовать, отбросив болезненно долгий процесс раздевания вместе с остатками одежды. Но терпит. Ради её скромности. Ради того, чтобы привыкла и освоилась, поняв, что никакой опасности для неё нет.
Цукуё неуверенно смотрит ему в глаза. Смущённая взглядом, так беззастенчиво шарившим по её фигуре, разрывается между желанием прикрыть себя руками и продолжить. Сглатывает и с лёгкой запинкой отвечает:
— Я сама.
Гинтоки кивает. Что ж. Он подождёт.
Цукки опускает взгляд к его груди. Пальцы прочерчивают невесомые узоры по коже, легко скользя вдоль крепких мышц. Саката сипло вздыхает. Её прикосновения приятны и вместе с тем мучительны. Если бы она, теряя голову, впивалась в него ногтями, он понял бы лучше, чем эту безграничную нежность, в которой тонет теперь.
Но ведь это её способ говорить без слов. И в каждом движении Гинтоки узнаёт свою Цукуё. Бесстрашная на поле боя, в постели она трепетная и чувственная. Да и не поэтому ли он выбрал её, что видел в ней сочетание этих качеств?
Гинтоки вздрагивает, когда её ладонь легко касается живота. Дышать становится труднее. Как призрачно мало́ и как чудовищно велико расстояние, отделяющее её руку от его члена.
Пытаясь сконцентрироваться мысли на чём-нибудь другом, он переводит взгляд на её лицо. И цепенеет.
Цукуё смотрит на него. Мягко пробегая пальцами по его прессу, она безотрывно смотрит на выпуклость, слишком очевидную под тканью халата. В её глазах одновременно испуг и любопытство. В его глазах — огонь. Чудовищные усилия требуются, чтобы превозмочь желание взять её руку, положить на член и, обхватив поверх своей, устроить привычный ритуал семяизвержения.
В горле пересыхает. В голове мутно, и картинка, на которой Цукки слизывает стекающую с пальцев сперму, прояснению мыслей не способствует.
То, что случилось дальше, ставит жирную точку в его осознанном поведении.
Цукуё прикасается к нему. Махровая ткань обволакивает так же мягко, как её ладони. Сложив пальцы в кольцо, она плавно скользит вдоль ствола.
Инстинкты берут верх, когда он вскидывает бёдра, подаваясь навстречу её движениям. Цукуё вздрагивает, и Гинтоки едва не стонет от разочарования, когда робкая хватка слабеет, а пальцы разжимаются.
Что? Что он такого сделал? И как это исправить? Ну же, Ёродзуя-сан, придумай, как вернуть её руки туда, где им самое место.
Но думать ему не приходится. Цукки сосредоточенно распутывает пояс, после чего откидывает полы халата. Сглатывает.
От вида того, как заворожённо она разглядывает его достоинство, хочется крепко стиснуть её бёдра и рывком насадить сверху. Восхищение, с которым она рассматривает его эрегированный член, льстит непомерно. Ни в одной женщине он не встречал такой реакции. Не то чтобы его съедали сомнения или ещё чего. Но от одного только блеска её глаз Чин-сан чувствует себя на пару сантиметров выше.
«Окаэри насай*», — хочется пропеть ему пальчикам, возвратившимся к прерванному занятию. Теперь уже напрямую, без лишнего тряпья. С ним, конечно, тоже можно поиграть, — фактура и всё такое, — но...
Видеть член в её ладони — одна из его давних фантазий.
Цукуё не спеша проходит вдоль шва и так же плавно опускается вниз. Левой рукой она подхватывает яички, аккуратно массируя. Правая, чуть освоившись, берётся за дело смелее. Обхватив ствол, она ведёт ладонь вверх и, дойдя до головки, опускается вниз.
Вверх-вниз, вверх-вниз. Она выглядит заинтригованной новым опытом. Гинтоки старательно удерживается от желания выть.
Мед-лен-но. Невыносимо медленно и легко.
— Тебе неприятно? — Он упускает момент, когда Цукуё замечает неладное.
— Н-нет, с чего ты взяла? — он сипло хихикает.
— Ты не издал ни звука, — произносит она, и он слышит расстройство в её голосе.
— Я просто привык делать это по-другому. Правда, тебе не о чем волноваться, Цукки.
— Тогда… — она смотрит с лёгкой неуверенностью, — расскажи, как ты любишь.
— Ну… Возьмись покрепче. Ещё немного… Ещё… Нет, это уже перебор! Давай на шаг назад… Вот так годится. Теперь двигайся вверх, но не строго по прямой, а прокручивая… Да, неплохо… Теперь вниз, к основанию… Кхм… Да, хорошо…
Сконцентрироваться на ценных указаниях становится сложнее. Цукуё быстро улавливает суть нехитрых манипуляций и продолжает уже без подсказок. Её движения становятся увереннее, и он чувствует, что такими темпами она скоро обойдёт его уловку.
Ведь он специально удерживает её от интенсивной стимуляции. Стоило ему довести дело до ума, она бы быстро довела его до края, куда бы он полетел вниз головой вместе со сдувшимся Чин-саном. А ему, между прочим, ещё отворять Врата Истины* и бороться с тем, что ждёт за ними.
— Кххха… — вырывается у него.
Да, с Вратами Истины стоит поспешить. Неплохо бы для начала постучаться. Так он двух зайцев убьёт: поймёт, как оно там вообще, и отвлечёт Цукки от проснувшейся тяги к экспериментам.
Он не прогадал. Она выгибается и тихо стонет, теряя бдительность и ослабевая контроль. Саката же лишний раз убеждается, что Цукуё не делает ему альтруистических одолжений, но искренне вовлечена в происходящее. И это очень заводит.
— Цукуё, — он смотрит ей в глаза, — начнём?
Она, разомлевшая в наслаждении, кивает немного запоздало.
Саката аккуратно приподнимает её с своих колен, и, высвободившись, тянется к тумбочке. Открыв ящик, он вполне ожидаемо находит там ленту презервативов и несколько банок лубриканта. Так, какой им нужен? Этот не то, этот ещё рано, этот очень даже, но всё же не сейчас. О, а вот этот на водной основе подойдёт.
Вернувшись к Цукки с добычей, он вручает ей тюбик, а сам занимается упаковкой контрацептива. Убедившись, что впопыхах схватил нужный размер, надорвал край. Извлекая презерватив, надевая и раскатывая, Гинтоки испытал странную ностальгию, словно от встречи со старым другом.
Если на чистоту, его пристрастие к сладкому сделали его большим фанатом кремпая (который, вообще-то, с ним не случался, но — эй! — ведь и мальчик, мечтающий стать космонавтом, тоже никогда не бывал в космосе!) Поэтому в мечтах Сакаты резинка всегда уходила со сцены, чувствуя себя третьей лишней. Зато она всегда присутствовала в реальности, разграничивая, таким образом, фантазию и действительность.
И то, что теперь она красуется на его члене, свидетельствует о том, что скоро на нём окажется и Цукуё.
— А что с этим делать? — спрашивает девушка, с сомнением рассматривая лубрикант. — По-твоему, он нам нужен?
— Он нам необходим. — Решительно кивает Гинтоки. — Без него и начинать не стоит.
— Что? У меня недостаточно? — Она выглядит озабоченно, но совсем не теми вещами, какими бы хотелось.
— Дело не в этом. — Он ласково улыбается, притягивая её за талию. — Честно говоря, я очень впечатлён тем, насколько ты… хмм… усердная. — Цукуё хмурится, но Гинтоки не придаёт этому значения. — Но в первый раз дополнительная смазка обязательна. Чем её больше, тем менее болезненным выйдет процесс. Ну-ка, давай сюда.
Он берёт тюбик, выдавливает на пальцы и вводит их в её влагалище, тщательно распределяя по стенкам и входу. Новую порцию наносит на член. Теперь заскользит как по маслу.
— А как мы… — Гинтоки поднимает к ней голову и встречает на её лице замешательство. — То есть… кто будет сверху?
— Ты, — спокойно отвечает он.
— Я? — Цукуё выглядит полностью сбитой с толку.
— Да. Так ты сможешь контролировать процесс и решать, когда готова продолжить. Не бойся. — Видя, в какое волнение она пришла, он подхватывает её под подбородок и нежно целует. — Я рядом и помогу. Но я не могу знать, как ты чувствуешь. Поэтому хочу, чтобы в первый раз ты больше прислушивалась к себе и заботилась о своих ощущениях.
— Хорошо. — Она послушно кивает, и Гинтоки едва подавляет идиотскую улыбку умиления. Он ещё успеет порадоваться тому, какая Цукки покладистая и доверчивая. Сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы всё прошло гладко.
Цукуё глубоко вздыхает. Приподнимается, пристраиваясь над ним поудобнее. Когда она оказывается ровно над ним, Гинтоки берёт член и медленно проводит головкой вдоль раскрытых половых губ. Цукки мягко постанывает и стискивает его плечи. Ему нравится наблюдать, как шляпка, на мгновение теряющаяся в её складках, показывается вновь. Приятно дразнить её и себя, примеряясь к её чувственной плоти.
— Гинтоки… — сладко шепчет Цукуё, и от её голоса срывает крышу. — Давай…
Она не заканчивает, потому что он начинает. Упирается головкой во вход, чувствуя болезненную пульсацию. Чертовски хочется внутрь. Но он ждёт первого шага от неё.
Цукки медленно опускается. Гинтоки придерживает её бёдра, но не с тем, чтобы ускорить процесс, а с тем, чтобы при необходимости удержать от резких действий. Но то ли его слова возымели правильный эффект, то ли Цукуё в кои-то веки не чувствует безрассудных позывов к геройству, и сосредоточена на осторожности движений.
Когда головка целиком скрывается внутри, она встречается с ним взглядом, будто спрашивая, всё ли в порядке. Он кивает, стараясь выглядеть как можно более непринуждённо, словно и вовсе нет этого будоражащего давления, обволакивающего шляпку.
— Как ты? Не больно? — уточняет Гинтоки.
Она мотает головой и облизывает пересохшие губы.
— Я в порядке. Только странно как-то.
Он улыбается.
— Ну да. Ты же не Хонда Тору*, чтобы заполнять корзинку фруктами.
— Эй! — вспыхивает Цукуё. — Манга названа так не потому, что Хонда Тору занималась подобными извращениями!
— Да? Как жаль. А я-то надеялся поймать тебя за чтением хентая. — Притворно вздыхает Гинтоки.
— Меня это совершенно не волнует!
— Сказала девушка, сидящая на моём банане, — поддевает Саката.
— Ещё нет, — буркнула Цукки и отвернулась. Вздохнув, она опускается ещё ниже.
Ниже. Ещё ниже.
Он чувствует, как она напряжена. Это сказывается в скованности тела, в тугой узости влагалища. И как бы ни было ему приятно, Гинтоки не может отмахнуться от её беспокойства.
Когда член входит больше, чем на половину, Гинтоки целует её в основание шеи и тихо спрашивает:
— Цукки, что не так? На тебе лица нет.
— Я… — она запинается, не зная, как продолжить, — я не понимаю… Почему… почему я так… так мало чувствую?
Он вскидывает к ней голову. Глаза блестят мучительным отчаянием, и сама Цукуё выглядит... напуганной.
От этого сжимается сердце.
— Разве? — Гинтоки приподнимает бровь, говоря обыденным тоном. — По-моему, ты очень чувствительная.
— Нет, — она продолжает продвигаться ниже, стараясь не пропустить щелчок, за которым начнётся «то самое», — это не так. Я… я ничего не понимаю…
— Я понимаю. — Он останавливает её от болезненных — не столько физически, сколько душевно — попыток найти спрятанный в теле клад. — Цукки, это естественно. Ты и не обязана кончать, прыгая на члене. Проникающий секс — это больше по мужской части.
— Что ты имеешь ввиду?
— То, что с тобой всё в порядке. Ты прекрасная женщина и без того, чтобы радоваться лезущим в тебя инородным объектам.
— Ты просто пытаешься меня успокоить, — в её голосе обречённость и слёзы, — со мной что-то не так, ведь у других всё совсем иначе…
— У каких других? — терпеливо спрашивает Гинтоки.
— У… у куртизанок и в… в порно…
— Ага! — радостно восклицает Саката, полностью забывая основную тему разговора. — Смотрела-таки!
— Заткнись! Невозможно жить в Ёшиваре и совсем ничего не видеть!
— Но жить в Ёшиваре и ничего не знать про своё тело, оказывается, можно, — усмехается Гинтоки.
— А ты-то что о нём знаешь? — злится Цукуё, и Саката расплывается в улыбке. Сердись, только не переживай по пустякам.
— Я-то? — самодовольно уточняет он. — Я же Гин-сан из Ёродзуи. Мне известно всё! За это меня и прозвали спасителем Ёшивары. Я тот единственный герой Shonen JUMP, который в курсе существования кли…
— Чёрта с два! — Начисто забыв о своём положении, Цукки отвешивает ему подзатыльник. — Я официально меняю твой статус «спасителя» на «катастрофу»!
— Катастрофа Ёшивары? — задумчиво произносит Саката. — Хмм… Загадочный герой, прячущийся в тени квартала вечной ночи… При его приближении поднимается ураган из лифчиков, а в трусиках случается потоп…
— Вот как? Что ж, тогда и я сброшу маску: никакая я не Шинигами Таю, а Наташа Романова! Всё это время мы рассказывали историю рождения Чёрной вдовы, и сегодня я объясню происхождение моего имени.
— Всё дело в анатомии.
— Что?
— Большинству женщин недостаточно трения палки о камни, чтобы высечь искру.
— Вместо искры предлагаю высечь этой палкой тебя!
— Этой не надо, но идея мне нравится! — оживляется Гинтоки. Но быстро спохватывается, замечая, как сатанеет его подруга. — Я отвлёкся. В общем, это как в пачинко: всё зависит от везения. Если удача сговорилась с природой, женщина будет получать удовольствие от проникновения. Но шансы не так уж велики: примерно 2/3 остаётся за бортом этой лотереи.
— Ты просто хочешь меня поддержать. — Цукуё расстроенно качает головой.
— Выкини «поддержать» и получишь верное утверждение. Цукки, это нормально. Отцепись от себя. Забудь про порно и куртизанок. В порно люди часами долбятся друг в друга, знать не зная про ЗППП, нежелательную беременность и многие другие чудеса реальности. А куртизанки… Кто-то врёт, кто-то развивает чувствительность по долгу службы. И ты тоже можешь, если захочешь.
— Могу? — неуверенно переспрашивает она.
— Да. Только пойми, зачем тебе это надо.
— Как это — «зачем»? Ведь тебе…
— Я тут ни при чём, — отрезает Гинтоки. — Может, ты, ослеплённая светом моего великолепия, и не заметила, но я тоже небезупречен. — Цукуё громко фыркает, и он продолжает. — Но и мне не нужна идеальная женщина. Мне нужна ты. — Саката поглаживает её талию, пока она, смешавшись, потупила взгляд. Он ждёт, прежде чем продолжить. — Я пойму, если сейчас ты захочешь остановиться.
Она потрясённо смотрит на него.
— Почему? Тебе не приятно?
— Приятно. Но я не хочу, чтобы ты делала это через силу.
— Я и не делаю. — Она качает головой, робко улыбаясь. — Ты сказал, я должна понимать, зачем мне это нужно. Я знаю, зачем. И этой причины достаточно, чтобы продолжить.
Гинтоки откидывает голову, когда Цукуё заполняет себя им до конца. Вот так вот. Вечно она упускает момент, когда нужно сказать «стоп».
Впрочем, и он такой же.
— Упрямая женщина, — кряхтит Саката, когда она осторожно приподнимается, прислушиваясь к ощущениям. — Опять думаешь всё сделать сама. Но и мне есть, что добавить.
Работает, как часы. Цукки моментально теряет сосредоточенность, а движения становятся более резкими, когда пальцы ложатся на её клитор. Он старается не переусердствовать, чтобы оставить ей возможность следить за происходящим. Но и сам плохо себя контролирует, когда над ним…
Разгорячённая и часто дышащая, с блестящей от пота кожей и расфокусированным взглядом, постанывающая Цукуё скользит на его члене. Внутри у неё так хорошо, так мокро, жарко и узко, что невозможно думать о чём-то другом. Он гладит её настойчивее, и она инстинктивно сжимается, вызывая у него хриплый стон. Определённо, выступать дуэтом не хуже, чем соло.
Новый стон, на этот раз её. Он ловит открытый рот Цукуё, жадно целуя. Рука на бедре начинает слегка надавливать, чуть подгоняя ритм. Гинтоки внимательно смотрит ей в глаза. Цукки понимает, поддерживая зрительный контакт. Ей хорошо, и от этого удовольствие становится ещё острее.
Темп по-прежнему невысок. Но ему вдруг оказывается достаточно. Медленно заполняя её и также медленно расцепляя их связь, он находит полутона, незамеченные раньше. Не дикий траходром, рисуемый воображением как совершенство, но тонкий чувственный опыт, в котором узнаёшь и партнёршу, и себя. И он, внезапно, оказывается не хуже.
Хотя, может, всё дело в завораживающих глазах и горячем шёпоте, когда с её губ срывается его имя? Даже теперь Гинтоки ищет доказательства, что Цукуё возбуждена не меньше него, что ей в кайф, как он трогает её, как входит внутрь, что всё это он, а не кто-то другой.
И находит. Ногти, впившиеся в его спину, стоны, внутренние сокращения, откликающиеся волной наслаждения, бегущей от члена по телу, — всё говорит ему, что Цукки сводит с ума секс с ним, с Сакатой Гинтоки.
В тот момент, когда его бёдра начинают двигаться ей навстречу, разум отключается. Но Гинтоки вырвался слишком далеко, чтобы заметить потерю. Слишком важно сейчас требовать её тело в полное подчинение, стирая запреты и границы. Цукуё принадлежит ему. Он сделает всё, чтобы она запомнила это, сохранив в себе импульс упоения им. Он будет пронизывать её током при случайно брошенном взгляде, незначительном слове или лёгком прикосновении, будоража душу и будя в теле ответную реакцию.
Он станет её главной зависимостью. Подсадит на секс с ним, как на наркотик. Заставит Цукуё просыпаться ночью в лихорадке, с горящими щеками и бешеным сердцебиением. С кровью, несущейся по венам потоками огненной реки. С покалывающими от возбуждения сосками и сочащейся щёлкой. С трясущейся рукой, набирающей его номер, пока другая исступлённо ласкает тело. Со срывающимся голосом, молящим приехать и отодрать так жёстко и глубоко, как пожелает.
Всего этого он добьётся здесь и сейчас. Собрав волю в кулак, нанесёт решающий удар. Сделает из неё главную жрицу культа, готовую каждый день возносить ему мольбы и надраивать до блеска. И пусть Канамари-мацури* и Хонэн-мацури* уступят тому величию, какое даст ему её поклонение.
И вот когда Цукуё протяжно стонет, призывно двигая бёдрами, он напрягается до предела. Член, стиснутый жарким лоном, пульсирует сильнее, набухает и в решающий момент вбивается до предела. Миг — и тело пронзает острой конвульсией оргазма, с которой из головки выстреливает семя.
Гинтоки тяжело дышит, уткнувшись носом в шею Цукуё. Острый запах его пота мешается с солёным вкусом её тела, которое он в упоении целует.
Так вот он какой, секс со своей женщиной.
Саката осторожно приподнимает её, снимая с себя. Стягивает презерватив и завязывает узелком, прицеливается и кидает в мусорку. Бинго! В самую точку.
Оборачивается к Цукки, прислушиваясь к приятному изнеможению в теле. И застывает.
Она молчит, но потрясённый вид говорит сам за себя. И это совсем не то потрясение, которое Гинтоки ожидал. Не «О, Гин-сан, это было незабываемо!», а «Как, и это всё?»
Цукуё по-прежнему не издаёт ни звука. Чувствуя, как покрывается испариной, Саката громко сглатывает:
— Ано… Цукуё-сан… А вы ещё не…
Её брови ползут вверх.
— Ну знаете… Наш аттракцион подошёл к концу, но вы, возможно, не в состоянии покинуть кабину, так как застряли на середине?..
Помедлив, она утвердительно кивает.
КСОООООО!!!
Нет, этого не может быть! Мир не может быть так жесток! Ведь он выложился на полную!
«Но, может, мне этого просто мало? — слышит он насмешливый голос в голове, в котором легко узнаёт Шинигами Таю. — Какая жалость! Теперь придётся искать кого-то, кто сможет стать мне достойным противником! Ведь ты знаешь, Гинтоки, что в любви как на войне*. Что же до нашего маленького приключения, то… — он слышит, как она выдыхает дымок, после чего она мрачно изрекает: — … оно было очаровательным».
Он проиграл! Проиграл! Прощайте, надежды на чинко-мацури, бешеное радео с понедельника по пятницу и пижамные вечеринки по выходным! Чин-сан пал, и теперь никто не придёт ему на помощь!
— Но, знаешь, это вовсе не проблема! — Он чувствует ласковое прикосновение к плечу, и поднимает голову. — Мне всё очень понравилось, правда!
Ну да. Цукуё была бы не Цукуё, если бы не протянула ему руку, пытаясь вырвать из бездны отчаяния.
— Брось, Цукки, — убито отмахивается он. — Я ценю твою доброту, но этот позор мне не смыть вовеки. И почему я не родился монстром с парой десятков тентаклей?!
— Нет… Знаешь, я очень рада, что ты такой, как есть…
— Тогда бы я мог завершить начатое, заменив одного павшего бойца другим, полным сил и энергии!
— Пожалуйста, не продолжай. Меня сейчас стошнит. А я вовсе не хочу, чтобы у этой истории был такой конец.
— И я не хочу, но что делать!.. — патетически всплёскивая руками, восклицает Гинтоки.
И осекается.
Мгновение он внимательно смотрит на Цукуё, слегка побледневшую от последних его заявлений. А затем накидывается, заваливая на кровать и сам падая сверху.
Цукки вскрикивает от неожиданности.
— Ты что делаешь? — удивлённо спрашивает она.
— Битва ещё не проиграна, — сквозь зубы цедит Гинтоки.
— Битва? Какая ещё битва?
— Я, легендарный воин Джоишиши Широяша, готов сложить голову на этом поле боя.
— Ой, ты что за чушь несёшь? Не надо ничего складывать и приплетать сюда войну! Просто успокойся, хорошо?
Но Гинтоки уже вошёл во вкус. Возмущённая Цукки колотит его кулаками по спине, но он открывает ответную атаку, применив секретное оружие — поцелуй с языком.
Цукуё мычит, не очень-то довольная его стратегией. А он тем временем прикидывает, какую тактику применить дальше.
Нужно признать прямо — выстрел из Нео Армстронг Циклонной Реактивной Генераторной Пушки забрал у него слишком много сил. Ждать, когда она перезарядиться, слишком долго, да и к чему? Доподлинно выяснено, что у Цукуё есть от неё барьер.
Но ведь есть ещё надежда! Он сам неоднократно держал её в руках и знает, как с её помощью вынудить противника поднять белый флаг.
Прежде, чем Цукки успевает осознать ситуацию, он отрывается от её губ, и глубоко вздохнув, ныряет вниз. Туда, где под толщей бушующий вод скрыто истинное логово дракона.
— Гинтоки, нет! — вскрикнула Цукуё, протягивая к нему руку.
Но поздно! Закинув её ноги себе на плечи, он накрывает её коралловый риф ртом.
Рука, не успевшая предотвратить катастрофу, безвольно опускается на его макушку.
Реакция незамедлительна. Таких бурных стонов он от Цукуё ещё не слышал.
А язык продолжает наносить удары, изводя соперника такими несомненными преимуществами, как ловкость, манёвренность, скорость. А тот только и может, что лететь на свет мотыльком, презревшим страх печального исхода. Гинтоки изводит его, не давая предугадать следующие действия, и то нежно лижет, то посасывает, то бессовестно атакует с разных сторон.
— Ги-гин-то-ки! — На последнем слоге голос её подводит, поднимаясь до гималайских высот. — Не могу больше…
Да! Это — решающий миг сражения тигра против дракона, а значит то самое время применить его главную технику. Язык! Пальцы! Слияние! Яркая вспышка хеншина* и — о чудо! — непобедимый Гандам лизо-гладильного поколения обрушивает на космического врага свою несокрушимую мощь.
Цукуё резко выгибается, зарываясь пальцами ему в волосы. Громкий крик, и она падает без сил, отдаваясь на милость врага.
Враг приподнимается на локтях, довольно облизываясь.
Надо думать, будут ему и мацури, и радео, и пижамы.
*******************
— Гин-сан! Цукуё-сан! — Бегущий на встречу Шинпачи радостно машет рукой.
— Как я рада, — с облегчением выдыхает Хинова. — Мы так за вас волновались.
— И я очень волновалась! — Кивает Кагура. — За Цукки! Она бы легко справилась одна, но то, что ей на голову свалилась обуза из Гин-чана, уменьшило шансы на спасение до нуля!
— Ой, ты, недоразумение космических масштабов! — вскипает Гинтоки. — Как ты разговариваешь со своим начальством? Вообще-то это я спас нас от адского девятиглавого дракона, испепеляющего противника одним взглядом!
— Это был очень милый дракон с одной головой, которого Гинтоки убил по ошибке, — флегматично поправляет Цукки.
— Женщина! Ты вообще молчи! Тебе можно разговаривать только тогда, когда тебя спрашивают! Ит-та-та-та-та! — Гинтоки хватается за живот, в которой за секунду до этого врезался кулак названной женщины. — Ты что творишь?!
— Ну раз уж говорить мне нельзя, то за меня всё скажет оружие, — холодно отвечает Цукуё, в чьей руке блеснул кунай.
— Так Гин-сан дрался ради нээ-сан с драконом? — восхитился Сэйта. — Круто! Вот бы самому поиграть в эту игру!
— Нет! — синхронно выкрикивают Гинтоки и Цукуё. Переглядываются и резко отводят взгляды, покашливая в кулаки.
— Это очень опасно, Сэйта, — выпаливает Цукки, трясущимися руками поднося к губам кисэру. — В этой игре приходится ставить на кон жизнь.
— Именно! — подхватывает Гинтоки. — Прежде, чем стать змееборцем, тебе придётся обуздать собственного питона. Только приручив его, ты сможешь заползти в чужую пещеру. Ой! Ну что ещё? — громко шикает он на Цукуё, толкнувшую его локтем.
— Нечего забивать его голову всякими пошлостями! — шипит она в ответ.
— Тут не о чем волноваться! Ёшивара прекрасно потрудилась, так что для моих пошлостей там попросту нет места.
— И всё же держи себя в руках! Ты ходишь по тонкому льду. Мы же решили ничего им не рассказывать, а ты уже сыпешь намёками!
— Когда это? — оскорблённым шёпотом отнекивается Саката. — С чего ты взяла, что я хочу рассказать всем и каждому, что мы теперь парочка и делаем всякие грязные вещи, пока другие думают, будто мы пошли стирать бельё в реке?
— Какое ещё бельё в реке?! Ты с ума сошёл?! В мире, где существуют стиральные машины, это самая очевидная ложь на свете!
— И всё-таки это что-то! — восклицает Сэйта. — Так рисковать ради Цукуё-нээ! Как же Гин-сан её любит!
— Э?
— Тссс, — усмехнулась Кагура, — я поняла это ещё тогда, когда он бросился спасать её от Джираи.
— Да, это было самое настоящее признание, — хитро улыбнувшись, согласилась Хинова.
— Правда? — удивился Шинпачи. — А я подумал, что он так признавался в любви алкоголю, которым пожизненно обеспечило звание дважды спасителя Ёшивары. А вот история с Сузуран-сан показалась мне его любовным письмом.
— Это было уже не письмо, а кольцо! — фыркает Кагура. — Он сделал ей предложение, пообещав целую страну в придачу!
— ОЙ!! ЧТО ЗА МАНГУ ВЫ ЧИТАЛИ?! ТАКОГО НИКОГДА НЕ БЫЛО!
— Конечно, было. — Кагура строит лисью гримасу. — Это было написано между строк.
— А вот и нет! Я этого пьяного терминатора совсем не…
Он осекается. Переводит взгляд на Цукуё, смотрящую на него во все глаза.
Тревожное эхо, раздавшееся в голове, навязчиво повторяет слово из недавнего прошлого. Брошенное спонтанно и совершенно некстати, прочно позабытое ими обоими.
— Хах. — Гинтоки отворачивается, пиная попавшийся под ногу камень. — Надоело. Вы как хотите, а я домой.
Он лениво плетётся вперёд, ожидая, когда Кагура и Шинпачи бросятся его догонять.
— Цукуё-нээ! — Сэйта встревоженно смотрит на сестрицу, сжимая кулаки. — Неужели ты вот так его отпустишь.
Потупив взгляд, Цукки молчит. Зачем разворачивается, уходя в обратную сторону.
— Да, — коротко бросает она.
— Но как же так? — Расстроенно вздыхает мальчик. — После всего, что они вынесли, расстаться так холодно?
— Холодно? — На лице Хиновы расцветает улыбка, и она заговорщицки подмигивает. — Вовсе нет. Просто эти двое уже всё друг другу сказали.
— Когда? Я ничего не слышал.
— Некоторые разговоры происходят совсем без слов. Однажды я расскажу тебе об этом. А пока хорошо бы поговорить с Цукки. Ей ещё так много нужно узнать.
Эрика Ласт — режиссёр феминистического порно, отличающегося от обычного наличием сюжета, эстетикой и наличием в кадре реальных человеческих тел. Несколько лет назад была уличена в принуждении актёров совершать неприятные им практики, за что получила от фанатов шквал критики.
Супер Сайян — форма могущественного воина из манги «Dragon Ball» — vignette.wikia.nocookie.net/dragonballssd/image...
Аку — демон и главный антагонист сериала «Самурай Джек». Проигрывая бой, он раскрыл временной портал, затянувший Джека в будущее, где Аку правит миром. — vignette.wikia.nocookie.net/character-power/ima...
Кецу но Ана — «анальное отверстие» по-японски.
«Tenga Egg» — мужской мастурбатор в виде яйца. Раскрываясь, имеет вид трубки, в которую вводится член. Несмотря на хорошее качество материала, один из самых дешёвых на рынке игрушек для взрослых, так как легко рвётся и рассчитан всего на несколько применений. А теперь вопрос: кто заплатит мне за его рекламу?
Чин-сан — от японского «чинко», то есть член.
Огури Шун — актёр, исполняющий роль Гинтоки в лайв-экшене — www.yesasia.ru/wp-content/uploads/2017/07/arama...
Pocky — палочки в шоколаде — e-sweets.ru/wa-data/public/shop/products/51/06/...
Окаэри насай — «добро пожаловать домой» по-японски.
Врата Истины — один из ключевых артефактов манги и аниме «Fullmetal Alchemist» — i.pinimg.com/originals/be/85/43/be854356f6dfb66...
Хонда Тору — главная героиня манги и анима «Корзина фруктов», воплощение доброты и невинности, не способное и мухи обидеть — static.findanime.org/uploads/pics/00/96/804.jpg
Канамари-мацури и Хонэн-мацури — фестивали, посвящённые культу плодородия, где главный объект поклонения — фаллос. Сопровождается ношением по улицам огромного — около 250 м — деревянного лингама.
…в любви как на войне — отсылка к из аниме «Госпожа Кагуя: в любви как на войне». Вся сцена является аллюзией на постоянные фантазии главного героя, в которых он представляет, как Кагуя издевается над его чувствами, называя его поведение «очаровательным».
Хеншин — процесс перевоплощения, часто использующийся к махо-сёдзё. Один из самых известных — в сериале «Sailor Moon» — www.sailorgalaxy.de/tl_files/sailor-galaxy/char...
Название: Логово Дракона
Автор: ManyaChka, она же akhCaynaM
Дисклаймер: Я не я и лошадь не моя. И вообще, Сорачи-сенсей – наше всё!!!
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Гинтоки/Цукуё
Жанр: Гет, Романтика, Юмор, PWP
Предупреждения: BDSM, Кинк, ОМП, Нехронологическое повествование
Статус: закончен!!!
Размер: миди
Примечания автора: Автор сам не знает, что творит *.*
Ссылка на Фикбук: ficbook.net/readfic/4651881/13385321#part_conte...
Часть пятая. Если крадёшь концепцию фемпорно у Эрики Ласт, обращайся с актёрами этично! (продолжение)
Часть пятая. Если крадёшь концепцию фемпорно у Эрики Ласт, обращайся с актёрами этично! (продолжение)
Гинтоки поднимается и, опираясь на ладони по обе стороны от её тела, нависает над Цукуё. Смотрит прямо, и она не отводит взгляда, хотя от такой близости ей всё ещё волнительно и неловко. Чёрт, это приятно.
Он вздыхает, готовясь произнести речь. Скажет, как есть, а там будь что будет.
— Цукуё. — Она смотрит внимательно и как-то по-особенному доверчиво. Свет ложится мягкой тенью на её лицо, уютно поблёскивает в глазах. — Я хочу тебя, Цукуё. Здесь. Сейчас.
Она молчит. Щёки и губы словно перепачканы соком. Он облизывается. Хочется проверить, уж не клубничным ли.
Гинтоки не знает, сколько времени длится молчание. Он ждёт не ответа — знает, что она ещё не готова, — но осознания. Цукуё нужно понять, что невинные ласки не могут продолжаться дольше с тем, чтобы он не потерял контроль.
— Вот как. — Она приоткрывает рот, и он видит, как кончик языка быстро облизывает пересохшие губы. — Здесь, сейчас, — эхом повторяет Цукки, но ни по тону, ни по выражению лица нельзя ничего угадать. Она смущена — это Гинтоки понимал и раньше. А дальше?
А дальше она медленно тянется к его правой руке и осторожно сжимает её двумя ладонями, отрывая от постели. Увлекает за собой, медленным движением ведя ниже. Её пальцы трясутся, но Цукуё смотрит прямо, и в глазах вдруг искры костра, разведённого среди фиалкового поля.
Он чувствует, как она вздрогнула, когда его рука накрывает живот поверх халата. Но продолжает вести вниз, пока полы не расходятся в сторону, пока не обнажается уже знакомая, — но всё ещё недостаточно, — плоть.
Она кладёт его пальцы поверх половых губ, слегка надавливая, чтобы углубить прикосновение. Ещё не внутри, но уже достаточно, чтобы чувствовать, что…
— Ну? — срывающимся шёпотом спрашивает Цукуё, нервно облизываясь: не верит, что творит. — И кто из нас хочет больше?
Указательным пальцем он ласкает клитор, но не набухшую головке, а снизу, как шею у кошки. Легко проскальзывает ниже, куда влечёт обилие смазки.
Он отымеет её. Прямо в эту узкую влажную киску, пока она, захлёбываясь стонами, будет умолять трахать жёстче.
Гинтоки впивается в её губы. Проталкивает язык, чтобы ощутить этот рот, столько раз дерзивший ему, изнутри. Ну, Шинигами Таю, где ваши колкости теперь? Попробуйте найти хоть одну. Вот и он пришёл на помощь, чтобы искать вместе. Но тут, кажется, ничего, кроме её робких попыток ответить, да судорожных вздохов, им же и приглушённых.
Он заберёт не только их. Всё, всё, что так долго от неё хотел. С первой встречи. С первого оценивающего взгляда на лицо, грудь, бёдра, сетчатые чулки. Рождённая, чтобы приносить ему удовольствие, Цукуё слишком долго отказывалась от своих обязанностей. Но теперь она принадлежит ему. И Гинпачи-сенсей научит, как его ублажить.
Цукки выгибается и мычит ему в губы, когда он касается особо чувствительных точек. Которые до него не знал никто, даже она сама. Гинтоки проводит языком по нёбу, потом к внутренней стороне щеки. Мягкая, влажная, ни на что не похожая плоть.
Ни на что?
Он где-то вычитал, что её поверхность сродни тканям, образующим влагалище. Кажется, самое время провести дознание с пристрастием.
Приложив большой палец к клитору, он слегка поглаживает его, пока средний оказывается напротив входа. Смазки достаточно, чтобы ей не было больно, и Гинтоки медленно вводит его внутрь.
Он чувствует, как она напряглась. Непроизвольно сжалась, словно пытаясь вытолкнуть его. Прежде, чем продолжить, Гинтоки чуть интенсивнее массирует клитор. Пусть сфокусируется на нём. Это расслабит вернее сотни ободряющих слов.
Цукуё стонет. Хочет, кажется, разорвать поцелуй, но он не позволил. Он ещё не завершил свой эксперимент.
Её мышцы снова сократились, но судя по ласкавшему самолюбие голосу Цукки, на этот раз от удовольствия. Воспользовавшись этим, он проникает глубже.
Он уже не помнит, что там хотел выяснять. Старый интерес сменился новым, куда более волнующим. Что он почувствует, засунув в неё не палец, а член? Когда скользкие стенки плотно обхватят головку и ствол, стискивая узким кольцом? И каково это — кончить в неё, накачав своей спермой? Разве может быть задача интереснее?
Цукуё отстраняется, когда он, пойманный внезапной интригой, теряет бдительность. Вид у неё точно у пьяной. Взгляд расфокусированный, щёки пылают, а из уголка губ скатывается слюна, её ли, его ли — теперь всё одно. Тяжёлое дыхание прорывается из приоткрытого рта.
Гинтоки ухмыляется. Самое время для серьёзных игр.
— Открой ротик пошире, — вкрадчиво шепчет он.
Она повинуется. Без сомнений и вопросов, давая ему насладиться властью и видом непреступной девушки, демонстрирующей ему глубину горла. Картина маслом.
— Умница, — хвалит он. — Вот твоя награда.
Он отнимает руку, чьей ласки она сама же и попросила, и подносит к её лицу. Пальцы блестят, а между ними натягиваются прозрачные нити.
— Вылижи, — командует он.
Цукки смотрит на него, часто моргая. Её губы смыкаются, она тяжело сглатывает.
Слишком?
Но прежде, чем он решает избавить её от мучительной борьбы со смущением, Цукуё берёт его ладонь обеими руками, как и прежде. Прикрывает глаза и палец за пальцем начинает лизать и сосать. Её взгляд из-под полуопущенных век кажется гипнотическим, хотя она просто следит за тем, что делает. Без спешки и суеты, она обводит языком фаланги, как если бы ей дали самый вкусный леденец.
Почему он ещё не всунул ей? Почему ждал столько лет, прежде чем оказаться в постели с этой женщиной? Да если бы Ева никогда не касалась запретного плода, то нужно было придумать секс только ради Цукуё. Ради её изумительного язычка, прилежно работающего над его пальцами.
Цукки старательно продолжает до тех пор, пока слизывать больше не чего. Чуть запрокинув голову, глотает. Он знает, что она не нарочно, что это рефлекс, возникший на физиологический дискомфорт. Но не может отвести заворожённого взгляда от шеи, чьи напрягшиеся мышцы с точностью обрисовывают работу горла.
Взгляд спускается ниже. Глубокие тени на выпирающих ключицах манят для поцелуев, но терпение уже на исходе. Всё внимание приковано к вырезу халата, сквозь который виднеются округлые контуры груди. Она то опускается, то поднимается, но единственное, что выдаёт возбуждение — неровный ритм дыхания. Чёртова ткань настолько плотная, ни намёка не пошлёт. Что ж, тогда только и остаётся, что послать её.
Он берётся за ворот и разводит в сторону, нарочно задевая соски костяшками пальцев. Так и есть — твёрдые, как камушки. Когда же Гинтоки видит её обнажённую грудь, то изучает почти придирчиво, сравнивая с воспоминаниями. Пятый размер и верёвка — убийственное сочетание. Но, судя по всему, один только пятый размер справляется не хуже.
Сколько раз он мысленно раздевал её, во всех красках представляя полные груди с налитыми сосками? Он тщательно изучал объект своего поклонения всякий раз, когда никто не обращал внимание. Сопоставлял наблюдения с тактильными ощущениями, чтобы прийти к наиболее точным расчётам. И всё же обманулся.
Она оказалась круче. Круче девочек из плейбоя, чьи силиконовые долины он разглядывал часами. Форма, размер, цвет и величина сосков — всё приводило в приподнятое расположение его духовой инструмент.
Гинтоки кладёт ладони под груди, сводя их вместе. Рассматривает ложбинку, уже представляя, как из неё выглядывает жизнерадостная головка члена. Как будет блестеть её кожа, вымазанная предэякулятом, и как молочно-белое пятно покроет ключицы, шею, губы. Как она высунет язычок и облизнётся, а потом потянется к шляпке, целуя и вылизывая остатки.
И это, и многое другое — потом. А сейчас…
Он наклоняется, ловя губами сосок. Играет с ним языком, прикусывает и оттягивает. Не так дико, как в первый раз. Теперь ему интересно прислушиваться к её реакции. У Луффи есть мечта стать королём пиратов, у него — научить её кончать от ласк груди. Он где-то слышал, что примерно неделя таких оргазмов — и привет, грудное молоко. Да, этот шедевр он непременно повесит в картинной галерее своей памяти.
Правая рука мнёт вверенное богатство, вырисовывает на коже круги, пока не оказывается в центре мишени. Ему очень нравится, как она откликается. Как сбивается дыхание, а его имя превращается в три изнеможённых стона.
Придётся купить телефон. Он хочет эти сладкие звуки на звонок, чтобы все слышали, как его женщине с ним хорошо. Да и самому приятно послушать, когда он надумает передёрнуть.
И камеру нужно приобрести. Положим, он слишком жадный, чтобы делиться своей звездой с сайтами вроде PornHub, но это не повод отказать в удовольствии снять домашнего видео. А потом пересматривать одному и вместе, чтобы и Цукуё видела, какой она с ним становится. Как развратно выглядит, как призывно двигается и смотрит, как умоляет загнать глубже, ещё и ещё, потому что его член — лучшее, что с ней случалось…
Что? Не было такого? Ничего, он исправит.
Сосок во рту такой твёрдый. Ему нравится ощущать, как он упирается в спинку языка, рисуя на нём абстрактные узоры. Щекотно и приятно, хотя не так как ей, ёрзающей в постели и сходящей с ума в истоме.
Её руки ложатся ему на плачи, несильно сжимая. Не отрываясь от своего занятия, он поднимает на неё глаза.
Волосы в беспорядке, взгляд как в тумане. Цукуё пробует что-то сказать, но выходит лишь бессвязное «ммм» и «ах», когда его пальцы потирают налитую вершину, словно пытаясь настроить диджейский пульт. Как там крутить этот рычажок? Так? Да, определённо, это правильное направление.
— …меня. — Доносится до него обрывки бессвязного бормотания.
— Ммм? — Ему по-прежнему не досуг отрываться от своих драгоценностей. Столько лет пути, и вот он заполучил Драконий жемчуг. Сразу два. Остановится сейчас — всё равно, что забыть протянутую руку одинокого странника, хватающегося за палку при взгляде на прекрасную луну в ночном небе.
— В-в… ди… в… м… ня…
Вот тут Гинтоки останавливается. Ослышался? Ками-сама, ну хоть бы нет. Хоть бы она не имела ввиду что-то вроде «выйди в окно, гориллы кусок, и не трогай меня». А то с его везением оно ближе к истине, чем то, что услышать хотелось.
— Н-не могу… больше… — бесконечно растягивая слова, лопочет Цукки, сходя на истомлённый шёпот. — Войди в меня, пожалуйста, войди.
The. Best. Song. Ever.
Можно ему сингл и сто тысяч каверов с этими божественными сочетанием звуков?
Видимо, он всё-таки прожил жизнь не зря. Видимо, у его рождения всё-таки был смысл. Выйти из на свет из одной утробы, чтобы войти в другую — это ли не идеальный конец его конца?
«Э? Серьёзно? Да нет, это просто шутка… Или… У меня правда будет секс?!»
«Ара? — голос в голове вводит Гинтоки в ступор. — Ты ещё кто?»
«Что значит — кто? — звенит сердито. — Я твой Гин, поддерживаемый двумя Тама!»
«ЭЭЭЭЭ?!»
«А вместе мы — неразлучная троица, в честь которой и названа манга!»
«ЧТО?! ДА С КАКОГО ТАКОГО №%* ТЫ СТАЛ ГЛАВНЫМ ГЕРОЕМ?!»
«С твоего! — хохочет собеседник. — И чего ты так удивляешься? С какого боку ни посмотри, твоими действиями уж точно не голова руководит. Верно я говорю, а, парни?»
«Точно, точно! — синхронно отзываются ему в ответ».
«Нет! — рявкает новый голос. — Я этого не потреплю! Давно ведётся эта война, но сейчас — её решающая битва! Гин! Я, Кецу но Ана*, вызываю тебя на бой! Сразись со мной в честном поединке за право решать судьбу этого нечестивца!»
«Нечестивца?! И это обо мне говорит мой зад?!»
«Ха! — отзывается Гин-сан. — Твоё поражение предрешено! Никто не станет читать историю о похождениях заднего прохода!»
«Ха-ха! — парирует Кецу-сан. — Ты ошибаешься! Вспомни арки о Кецуно Ане! Они были восприняты на ура! А ведь её персонаж только и нужен, чтобы подготовить почву для появления меня, истинного протагониста всей истории!»
«Не… невозможно! — Гин-сан, не предвидевший такого итога, тушуется».
«Тем не менее, это так. — В голосе Кецу-сан слышится торжество. — Ты долго присваивал всю славу себе, Гин. Я молча стоял в стороне, наблюдая, как тебе достаются все лавры почёта, но сегодня мой день! Я докажу, что этой подставкой управляю только я!»
«ОООООЙ!!! ПОЧЕМУ Я СТАЛ ПОДСТАВКОЙ ДЛЯ ЧЛЕНА И ЗАДНИЦЫ?! ПОЗОВИТЕ ШИНПАЧИ, ПУСТЬ ОН ЧТО-НИБУДЬ С ЭТИМ СДЕЛАЕТ!»
«Организует профсоюз подставок? — флегматично уточняет Кецу-сан».
«Ой, может, вырубим его? — предлагает Гин-сан. — Только и знает, что истерить. Достал».
«Хмм, дело говоришь, — тянет Кецу-сан. — Решено! Выведем его из строя, а потом решим, кому быть у руля!»
«Да щас! — Саката, наконец, приходит в себя. — Я выживал, стоя на краю ада! И теперь, стоя у ворот рая, не могу проиграть вашему идиотскому дуэту!»
«Квартету! Нас не забывай! — возмущённо провозглашают Тама».
«Не проиграешь? Ты так в этом уверен? — В интонации Гин-сана слышится угроза. — Вспомни, когда мне перепадало что-то помимо твоей клешни? Ты даже “Tenga Egg”* мне не купил, всё спустил в пачинко! Бака! — обиженно закончил он».
«Так и есть, — сочувственно замечает Кецу-сан. — Бесчувственная скотина. Последний раз, когда я видел четырёхслойную туалетную бумагу, был ещё до нашей свадьбы. А теперь от него ничего, кроме жёсткой газеты, не дождёшься!»
«Мужлан! — всхлипывает Гин-сан. — О, как я понимаю твои муки, Кецу-сан!»
«Какого хрена! Почему этот диалог напоминает обвинения жены, обиженной невнимательностью мужа?! И вы разве не были соперниками?!»
«Мы объединились против общего врага! — с чувством провозглашает Кецу-сан. — Правда, Гин-сан?»
«Хватит его так называть! Только один из нас может называться Гин-саном — я. Я не уступлю это право никому, даже тебе, Чин-сан*!»
— Гинтоки?
Балаган в голове разом смолкае. Саката вдруг обнаруживает себя сидящим на краю кровати, подогнув колени. Цукуё, оставленная им на почтенном расстоянии, поднялась. Она не пытается прикрыть обнажённую грудь халатом, и только смотрит на него растерянно и испуганно.
— Цукки, я… — фальшиво улыбаясь, начинает Гинтоки. И осекается.
Что он? Что он может ей сказать? Что с удовольствием сделает всё, чтобы её разочаровать?
А уж это непременно. Пусть разговор в его голове — бред умалишённого, зерно истины в нём есть.
Чин-сан и тот забыл, когда у него была женщина.
А Цукуё не какая-то женщина. Цукуё это Цукуё. Его Цукки, о которой он грезил с первой встречи. Которую хотел до боли. С мыслями о которой уединялся бессчётное множество раз, предоставляя фантазии направлять движения руки. В деталях рисуя процесс, итогом которому — её безоговорочное поражение и согласие поступить в сексуальное рабство.
Но всё, чего он может добиться сегодня, — её отвращение.
«Как? Это всё? — презрительно кривится Цукуё из недалёкого будущего. — Пффф. Не смей больше докучать мне ради такого позора».
Он не протянет долго. Просто не сможет. Одни только похождения в логове дракона чего стоят. Не говоря о том, как истощили его годы подавляемого к ней желания.
— Может, перенесём? — зарываясь ладонью в волосы и дико скалясь, предлагает Саката.
Сначала он не слышит ничего. Затем — тихий шорох. Матрац прогибается и слегка поскрипывает под медленными движениями.
Хлоп!
Щёку обжигает острая боль. Шокированный Гинтоки поднимает к ней взгляд и видит…
Растрёпанная, с пылающими щеками, тяжело дышащая… Стискивающая халат на груди… С трясущейся рукой, ещё не опущенной после пощёчины… С глазами, сверкающими от обиды и слёз…
— Ненавижу… — всхлипывает она. — Как я тебя ненавижу.
— Люблю, — машинально отвечает он. И сцапывает её в объятья.
Она вырывается, пытаясь оттолкнуть, но Гинтоки только сильнее прижимает к себе.
— Прости, — шепчет он Цукуё на ухо. — И спасибо — мне это правда было нужно.
— Что? — она едва ли в силах разобрать, о чём он говорит. Мудрено ли? Он сам себя едва ли понимает.
— А всё-таки прав он, этот Чин-сан, — усмехается Саката, примостив подбородок на макушку девушке и будто не замечая её сопротивления. — Думаю я не головой.
— Да отпусти же меня, придурок! — она с силой упирается ладонями ему в грудь.
— Цукки, — вполголоса зовёт её он. — Отпущу, обещаю. Только выслушай.
Её попытки ослабевают. То ли от того, каким тоном сказано, то ли от надежды покончить с делом быстрее, дав ему выговориться.
— Я и правда редкостный кретин, раз заставил тебя сомневаться в себе. Но дело не в тебе. Да, конечно, так всегда говорят, когда дело именно в тебе и есть… — он чувствует недовольное сопение у шеи, — …нет, я вообще не то хотел сказать!
Он собирается с духом. Это самое тяжёлое решение, которое он принимал в жизни.
— Я боюсь облажаться! — орёт он, стискивая её сильнее.
С минуту она молчит. Томительно долго поднимая к нему голову, она набирает в грудь воздух и…
— А ОРАТЬ-ТО ЗАЧЕМ?! — во всю мощь лёгких кричит Цукки.
В ушах звенит, так что Гинтоки не может расслышать, что она там недовольно выговаривает про «оглушил» и «бестолочь». Когда же Цукуё высматривает на его лице первые признаки осмысленности, то шумно вздыхает и припечатывает:
— Если бы мне нужен был победитель по жизни, я бы выбрала Огури Шуна*. Но ведь я с тобой. И раз уж надежды, что ты понимаешь намёки, никакой, как дочь Ёшивары скажу прямо: это не синхронное плаванье! Плевать мне, кто финиширует первым, только начни уже!
Гинтоки смотрит на неё с восхищением.
— Ками-сама. Ками-сама, не иначе! Я буду целовать песок, по которому ты ходишь!
— Я сама превращусь в песок, пока жду от тебя чего-то!
— Ах, до чего ты мила, когда сердишься, — воркует Саката, расцвета розовым кустом. — Ну просто ангел!
— Я отгрызу тебе голову к чертям собачьим, если ещё раз так меня назовёшь. — Убедительности в её голосе столько, что хватит подтолкнуть пару десятков Мадао, мнущихся на краю крыши.
Но Гинтоки уже пришёл в себя. Нагло ухмыляясь, спрашивает:
— А если я быстрее?
Она вздрогнула и громко ойкнула, когда он, наклонившись, кусает её за шею. Отчаянно забился пульс под нежной кожей. Быстро же она улавливает перемену настроения. Хорошая девочка.
Цукки вцепляется в его предплечья. Гинтоки зализывает место, в которое только что впивался зубами. В голову приходит запоздалая мысль, что надо бы с ней бережнее. Что игры в чередование боли и удовольствия требуют предварительного согласия. Но, чёрт возьми, не сядешь же сейчас за стол переговоров. Лечь — можно. А на остальное не хватит терпения.
Подхватив её под бёдра, он усаживает Цукуё сверху. Лицо оказывается на уровне с её ключицами, чётко очерченными в мягком свете лампы. Их контур с выступами и впадинками притягателен неуловимой хрупкостью. Как просто нарушить плавность этих линий, сломав кость с той же лёгкостью, с какой ломаются палочки Pocky*. Как тешится самолюбие тем, что он выбирает ласкать и целовать то, что может с такой лёгкостью уничтожить.
Когда её гибкое и стройное тело, стойко сносящее грубую силу, оказывается беспомощным против страстных прикосновений, ему сносит голову. Цукки, так мало знающая о любви и желании, падает в бездну удовольствий. Но не одна. Сама того не ведая, она тянет его за собой.
Он жадно глотает каждый стон, вздох и движение. Цукуё отдаётся без остатка, а Гинтоки всё берёт. Не потому, что рассчитывает напиться впрок. Сейчас она подобна морской воде: с каждым глотком жажда всё сильнее. Но он потому и приникает к ней, чтобы никогда не утолить вожделение до конца.
Руки ложатся на пояс халата. Достаточно он грел её тело, теперь пришла очередь Гинтоки. Он быстро развязывает узел, распахивает полы и стягивает, отшвыривая на пол.
Гинтоки впервые видит Цукуё обнажённой. Внимательно рассматривает, запоминая.
Изящные руки, большую грудь с розовыми сосками, тонкую талию с очертаниями мышц, округлые бёдра, длинные стройные ноги. Он хочет изучить её, чтобы каждый раз, видя Цукуё в одежде, ясно представлять, какая она без неё.
Её ладони осторожно проскальзывают по его торсу, ложась на грудь. Она берётся за отвороты халата так, словно боится быть схваченной с поличным на месте кражи. Гинтоки следит, как залившаяся краской Цукки тянет ткань в стороны, медленно высвобождая его руки из рукавов. Верхняя часть халата теперь свисает на поясе, к которому девушка так и не решилась притронуться.
— Нужна помощь? — уточняет Гинтоки. Он старается говорить мягко, хотя жутко хочется скомандовать, отбросив болезненно долгий процесс раздевания вместе с остатками одежды. Но терпит. Ради её скромности. Ради того, чтобы привыкла и освоилась, поняв, что никакой опасности для неё нет.
Цукуё неуверенно смотрит ему в глаза. Смущённая взглядом, так беззастенчиво шарившим по её фигуре, разрывается между желанием прикрыть себя руками и продолжить. Сглатывает и с лёгкой запинкой отвечает:
— Я сама.
Гинтоки кивает. Что ж. Он подождёт.
Цукки опускает взгляд к его груди. Пальцы прочерчивают невесомые узоры по коже, легко скользя вдоль крепких мышц. Саката сипло вздыхает. Её прикосновения приятны и вместе с тем мучительны. Если бы она, теряя голову, впивалась в него ногтями, он понял бы лучше, чем эту безграничную нежность, в которой тонет теперь.
Но ведь это её способ говорить без слов. И в каждом движении Гинтоки узнаёт свою Цукуё. Бесстрашная на поле боя, в постели она трепетная и чувственная. Да и не поэтому ли он выбрал её, что видел в ней сочетание этих качеств?
Гинтоки вздрагивает, когда её ладонь легко касается живота. Дышать становится труднее. Как призрачно мало́ и как чудовищно велико расстояние, отделяющее её руку от его члена.
Пытаясь сконцентрироваться мысли на чём-нибудь другом, он переводит взгляд на её лицо. И цепенеет.
Цукуё смотрит на него. Мягко пробегая пальцами по его прессу, она безотрывно смотрит на выпуклость, слишком очевидную под тканью халата. В её глазах одновременно испуг и любопытство. В его глазах — огонь. Чудовищные усилия требуются, чтобы превозмочь желание взять её руку, положить на член и, обхватив поверх своей, устроить привычный ритуал семяизвержения.
В горле пересыхает. В голове мутно, и картинка, на которой Цукки слизывает стекающую с пальцев сперму, прояснению мыслей не способствует.
То, что случилось дальше, ставит жирную точку в его осознанном поведении.
Цукуё прикасается к нему. Махровая ткань обволакивает так же мягко, как её ладони. Сложив пальцы в кольцо, она плавно скользит вдоль ствола.
Инстинкты берут верх, когда он вскидывает бёдра, подаваясь навстречу её движениям. Цукуё вздрагивает, и Гинтоки едва не стонет от разочарования, когда робкая хватка слабеет, а пальцы разжимаются.
Что? Что он такого сделал? И как это исправить? Ну же, Ёродзуя-сан, придумай, как вернуть её руки туда, где им самое место.
Но думать ему не приходится. Цукки сосредоточенно распутывает пояс, после чего откидывает полы халата. Сглатывает.
От вида того, как заворожённо она разглядывает его достоинство, хочется крепко стиснуть её бёдра и рывком насадить сверху. Восхищение, с которым она рассматривает его эрегированный член, льстит непомерно. Ни в одной женщине он не встречал такой реакции. Не то чтобы его съедали сомнения или ещё чего. Но от одного только блеска её глаз Чин-сан чувствует себя на пару сантиметров выше.
«Окаэри насай*», — хочется пропеть ему пальчикам, возвратившимся к прерванному занятию. Теперь уже напрямую, без лишнего тряпья. С ним, конечно, тоже можно поиграть, — фактура и всё такое, — но...
Видеть член в её ладони — одна из его давних фантазий.
Цукуё не спеша проходит вдоль шва и так же плавно опускается вниз. Левой рукой она подхватывает яички, аккуратно массируя. Правая, чуть освоившись, берётся за дело смелее. Обхватив ствол, она ведёт ладонь вверх и, дойдя до головки, опускается вниз.
Вверх-вниз, вверх-вниз. Она выглядит заинтригованной новым опытом. Гинтоки старательно удерживается от желания выть.
Мед-лен-но. Невыносимо медленно и легко.
— Тебе неприятно? — Он упускает момент, когда Цукуё замечает неладное.
— Н-нет, с чего ты взяла? — он сипло хихикает.
— Ты не издал ни звука, — произносит она, и он слышит расстройство в её голосе.
— Я просто привык делать это по-другому. Правда, тебе не о чем волноваться, Цукки.
— Тогда… — она смотрит с лёгкой неуверенностью, — расскажи, как ты любишь.
— Ну… Возьмись покрепче. Ещё немного… Ещё… Нет, это уже перебор! Давай на шаг назад… Вот так годится. Теперь двигайся вверх, но не строго по прямой, а прокручивая… Да, неплохо… Теперь вниз, к основанию… Кхм… Да, хорошо…
Сконцентрироваться на ценных указаниях становится сложнее. Цукуё быстро улавливает суть нехитрых манипуляций и продолжает уже без подсказок. Её движения становятся увереннее, и он чувствует, что такими темпами она скоро обойдёт его уловку.
Ведь он специально удерживает её от интенсивной стимуляции. Стоило ему довести дело до ума, она бы быстро довела его до края, куда бы он полетел вниз головой вместе со сдувшимся Чин-саном. А ему, между прочим, ещё отворять Врата Истины* и бороться с тем, что ждёт за ними.
— Кххха… — вырывается у него.
Да, с Вратами Истины стоит поспешить. Неплохо бы для начала постучаться. Так он двух зайцев убьёт: поймёт, как оно там вообще, и отвлечёт Цукки от проснувшейся тяги к экспериментам.
Он не прогадал. Она выгибается и тихо стонет, теряя бдительность и ослабевая контроль. Саката же лишний раз убеждается, что Цукуё не делает ему альтруистических одолжений, но искренне вовлечена в происходящее. И это очень заводит.
— Цукуё, — он смотрит ей в глаза, — начнём?
Она, разомлевшая в наслаждении, кивает немного запоздало.
Саката аккуратно приподнимает её с своих колен, и, высвободившись, тянется к тумбочке. Открыв ящик, он вполне ожидаемо находит там ленту презервативов и несколько банок лубриканта. Так, какой им нужен? Этот не то, этот ещё рано, этот очень даже, но всё же не сейчас. О, а вот этот на водной основе подойдёт.
Вернувшись к Цукки с добычей, он вручает ей тюбик, а сам занимается упаковкой контрацептива. Убедившись, что впопыхах схватил нужный размер, надорвал край. Извлекая презерватив, надевая и раскатывая, Гинтоки испытал странную ностальгию, словно от встречи со старым другом.
Если на чистоту, его пристрастие к сладкому сделали его большим фанатом кремпая (который, вообще-то, с ним не случался, но — эй! — ведь и мальчик, мечтающий стать космонавтом, тоже никогда не бывал в космосе!) Поэтому в мечтах Сакаты резинка всегда уходила со сцены, чувствуя себя третьей лишней. Зато она всегда присутствовала в реальности, разграничивая, таким образом, фантазию и действительность.
И то, что теперь она красуется на его члене, свидетельствует о том, что скоро на нём окажется и Цукуё.
— А что с этим делать? — спрашивает девушка, с сомнением рассматривая лубрикант. — По-твоему, он нам нужен?
— Он нам необходим. — Решительно кивает Гинтоки. — Без него и начинать не стоит.
— Что? У меня недостаточно? — Она выглядит озабоченно, но совсем не теми вещами, какими бы хотелось.
— Дело не в этом. — Он ласково улыбается, притягивая её за талию. — Честно говоря, я очень впечатлён тем, насколько ты… хмм… усердная. — Цукуё хмурится, но Гинтоки не придаёт этому значения. — Но в первый раз дополнительная смазка обязательна. Чем её больше, тем менее болезненным выйдет процесс. Ну-ка, давай сюда.
Он берёт тюбик, выдавливает на пальцы и вводит их в её влагалище, тщательно распределяя по стенкам и входу. Новую порцию наносит на член. Теперь заскользит как по маслу.
— А как мы… — Гинтоки поднимает к ней голову и встречает на её лице замешательство. — То есть… кто будет сверху?
— Ты, — спокойно отвечает он.
— Я? — Цукуё выглядит полностью сбитой с толку.
— Да. Так ты сможешь контролировать процесс и решать, когда готова продолжить. Не бойся. — Видя, в какое волнение она пришла, он подхватывает её под подбородок и нежно целует. — Я рядом и помогу. Но я не могу знать, как ты чувствуешь. Поэтому хочу, чтобы в первый раз ты больше прислушивалась к себе и заботилась о своих ощущениях.
— Хорошо. — Она послушно кивает, и Гинтоки едва подавляет идиотскую улыбку умиления. Он ещё успеет порадоваться тому, какая Цукки покладистая и доверчивая. Сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы всё прошло гладко.
Цукуё глубоко вздыхает. Приподнимается, пристраиваясь над ним поудобнее. Когда она оказывается ровно над ним, Гинтоки берёт член и медленно проводит головкой вдоль раскрытых половых губ. Цукки мягко постанывает и стискивает его плечи. Ему нравится наблюдать, как шляпка, на мгновение теряющаяся в её складках, показывается вновь. Приятно дразнить её и себя, примеряясь к её чувственной плоти.
— Гинтоки… — сладко шепчет Цукуё, и от её голоса срывает крышу. — Давай…
Она не заканчивает, потому что он начинает. Упирается головкой во вход, чувствуя болезненную пульсацию. Чертовски хочется внутрь. Но он ждёт первого шага от неё.
Цукки медленно опускается. Гинтоки придерживает её бёдра, но не с тем, чтобы ускорить процесс, а с тем, чтобы при необходимости удержать от резких действий. Но то ли его слова возымели правильный эффект, то ли Цукуё в кои-то веки не чувствует безрассудных позывов к геройству, и сосредоточена на осторожности движений.
Когда головка целиком скрывается внутри, она встречается с ним взглядом, будто спрашивая, всё ли в порядке. Он кивает, стараясь выглядеть как можно более непринуждённо, словно и вовсе нет этого будоражащего давления, обволакивающего шляпку.
— Как ты? Не больно? — уточняет Гинтоки.
Она мотает головой и облизывает пересохшие губы.
— Я в порядке. Только странно как-то.
Он улыбается.
— Ну да. Ты же не Хонда Тору*, чтобы заполнять корзинку фруктами.
— Эй! — вспыхивает Цукуё. — Манга названа так не потому, что Хонда Тору занималась подобными извращениями!
— Да? Как жаль. А я-то надеялся поймать тебя за чтением хентая. — Притворно вздыхает Гинтоки.
— Меня это совершенно не волнует!
— Сказала девушка, сидящая на моём банане, — поддевает Саката.
— Ещё нет, — буркнула Цукки и отвернулась. Вздохнув, она опускается ещё ниже.
Ниже. Ещё ниже.
Он чувствует, как она напряжена. Это сказывается в скованности тела, в тугой узости влагалища. И как бы ни было ему приятно, Гинтоки не может отмахнуться от её беспокойства.
Когда член входит больше, чем на половину, Гинтоки целует её в основание шеи и тихо спрашивает:
— Цукки, что не так? На тебе лица нет.
— Я… — она запинается, не зная, как продолжить, — я не понимаю… Почему… почему я так… так мало чувствую?
Он вскидывает к ней голову. Глаза блестят мучительным отчаянием, и сама Цукуё выглядит... напуганной.
От этого сжимается сердце.
— Разве? — Гинтоки приподнимает бровь, говоря обыденным тоном. — По-моему, ты очень чувствительная.
— Нет, — она продолжает продвигаться ниже, стараясь не пропустить щелчок, за которым начнётся «то самое», — это не так. Я… я ничего не понимаю…
— Я понимаю. — Он останавливает её от болезненных — не столько физически, сколько душевно — попыток найти спрятанный в теле клад. — Цукки, это естественно. Ты и не обязана кончать, прыгая на члене. Проникающий секс — это больше по мужской части.
— Что ты имеешь ввиду?
— То, что с тобой всё в порядке. Ты прекрасная женщина и без того, чтобы радоваться лезущим в тебя инородным объектам.
— Ты просто пытаешься меня успокоить, — в её голосе обречённость и слёзы, — со мной что-то не так, ведь у других всё совсем иначе…
— У каких других? — терпеливо спрашивает Гинтоки.
— У… у куртизанок и в… в порно…
— Ага! — радостно восклицает Саката, полностью забывая основную тему разговора. — Смотрела-таки!
— Заткнись! Невозможно жить в Ёшиваре и совсем ничего не видеть!
— Но жить в Ёшиваре и ничего не знать про своё тело, оказывается, можно, — усмехается Гинтоки.
— А ты-то что о нём знаешь? — злится Цукуё, и Саката расплывается в улыбке. Сердись, только не переживай по пустякам.
— Я-то? — самодовольно уточняет он. — Я же Гин-сан из Ёродзуи. Мне известно всё! За это меня и прозвали спасителем Ёшивары. Я тот единственный герой Shonen JUMP, который в курсе существования кли…
— Чёрта с два! — Начисто забыв о своём положении, Цукки отвешивает ему подзатыльник. — Я официально меняю твой статус «спасителя» на «катастрофу»!
— Катастрофа Ёшивары? — задумчиво произносит Саката. — Хмм… Загадочный герой, прячущийся в тени квартала вечной ночи… При его приближении поднимается ураган из лифчиков, а в трусиках случается потоп…
— Вот как? Что ж, тогда и я сброшу маску: никакая я не Шинигами Таю, а Наташа Романова! Всё это время мы рассказывали историю рождения Чёрной вдовы, и сегодня я объясню происхождение моего имени.
— Всё дело в анатомии.
— Что?
— Большинству женщин недостаточно трения палки о камни, чтобы высечь искру.
— Вместо искры предлагаю высечь этой палкой тебя!
— Этой не надо, но идея мне нравится! — оживляется Гинтоки. Но быстро спохватывается, замечая, как сатанеет его подруга. — Я отвлёкся. В общем, это как в пачинко: всё зависит от везения. Если удача сговорилась с природой, женщина будет получать удовольствие от проникновения. Но шансы не так уж велики: примерно 2/3 остаётся за бортом этой лотереи.
— Ты просто хочешь меня поддержать. — Цукуё расстроенно качает головой.
— Выкини «поддержать» и получишь верное утверждение. Цукки, это нормально. Отцепись от себя. Забудь про порно и куртизанок. В порно люди часами долбятся друг в друга, знать не зная про ЗППП, нежелательную беременность и многие другие чудеса реальности. А куртизанки… Кто-то врёт, кто-то развивает чувствительность по долгу службы. И ты тоже можешь, если захочешь.
— Могу? — неуверенно переспрашивает она.
— Да. Только пойми, зачем тебе это надо.
— Как это — «зачем»? Ведь тебе…
— Я тут ни при чём, — отрезает Гинтоки. — Может, ты, ослеплённая светом моего великолепия, и не заметила, но я тоже небезупречен. — Цукуё громко фыркает, и он продолжает. — Но и мне не нужна идеальная женщина. Мне нужна ты. — Саката поглаживает её талию, пока она, смешавшись, потупила взгляд. Он ждёт, прежде чем продолжить. — Я пойму, если сейчас ты захочешь остановиться.
Она потрясённо смотрит на него.
— Почему? Тебе не приятно?
— Приятно. Но я не хочу, чтобы ты делала это через силу.
— Я и не делаю. — Она качает головой, робко улыбаясь. — Ты сказал, я должна понимать, зачем мне это нужно. Я знаю, зачем. И этой причины достаточно, чтобы продолжить.
Гинтоки откидывает голову, когда Цукуё заполняет себя им до конца. Вот так вот. Вечно она упускает момент, когда нужно сказать «стоп».
Впрочем, и он такой же.
— Упрямая женщина, — кряхтит Саката, когда она осторожно приподнимается, прислушиваясь к ощущениям. — Опять думаешь всё сделать сама. Но и мне есть, что добавить.
Работает, как часы. Цукки моментально теряет сосредоточенность, а движения становятся более резкими, когда пальцы ложатся на её клитор. Он старается не переусердствовать, чтобы оставить ей возможность следить за происходящим. Но и сам плохо себя контролирует, когда над ним…
Разгорячённая и часто дышащая, с блестящей от пота кожей и расфокусированным взглядом, постанывающая Цукуё скользит на его члене. Внутри у неё так хорошо, так мокро, жарко и узко, что невозможно думать о чём-то другом. Он гладит её настойчивее, и она инстинктивно сжимается, вызывая у него хриплый стон. Определённо, выступать дуэтом не хуже, чем соло.
Новый стон, на этот раз её. Он ловит открытый рот Цукуё, жадно целуя. Рука на бедре начинает слегка надавливать, чуть подгоняя ритм. Гинтоки внимательно смотрит ей в глаза. Цукки понимает, поддерживая зрительный контакт. Ей хорошо, и от этого удовольствие становится ещё острее.
Темп по-прежнему невысок. Но ему вдруг оказывается достаточно. Медленно заполняя её и также медленно расцепляя их связь, он находит полутона, незамеченные раньше. Не дикий траходром, рисуемый воображением как совершенство, но тонкий чувственный опыт, в котором узнаёшь и партнёршу, и себя. И он, внезапно, оказывается не хуже.
Хотя, может, всё дело в завораживающих глазах и горячем шёпоте, когда с её губ срывается его имя? Даже теперь Гинтоки ищет доказательства, что Цукуё возбуждена не меньше него, что ей в кайф, как он трогает её, как входит внутрь, что всё это он, а не кто-то другой.
И находит. Ногти, впившиеся в его спину, стоны, внутренние сокращения, откликающиеся волной наслаждения, бегущей от члена по телу, — всё говорит ему, что Цукки сводит с ума секс с ним, с Сакатой Гинтоки.
В тот момент, когда его бёдра начинают двигаться ей навстречу, разум отключается. Но Гинтоки вырвался слишком далеко, чтобы заметить потерю. Слишком важно сейчас требовать её тело в полное подчинение, стирая запреты и границы. Цукуё принадлежит ему. Он сделает всё, чтобы она запомнила это, сохранив в себе импульс упоения им. Он будет пронизывать её током при случайно брошенном взгляде, незначительном слове или лёгком прикосновении, будоража душу и будя в теле ответную реакцию.
Он станет её главной зависимостью. Подсадит на секс с ним, как на наркотик. Заставит Цукуё просыпаться ночью в лихорадке, с горящими щеками и бешеным сердцебиением. С кровью, несущейся по венам потоками огненной реки. С покалывающими от возбуждения сосками и сочащейся щёлкой. С трясущейся рукой, набирающей его номер, пока другая исступлённо ласкает тело. Со срывающимся голосом, молящим приехать и отодрать так жёстко и глубоко, как пожелает.
Всего этого он добьётся здесь и сейчас. Собрав волю в кулак, нанесёт решающий удар. Сделает из неё главную жрицу культа, готовую каждый день возносить ему мольбы и надраивать до блеска. И пусть Канамари-мацури* и Хонэн-мацури* уступят тому величию, какое даст ему её поклонение.
И вот когда Цукуё протяжно стонет, призывно двигая бёдрами, он напрягается до предела. Член, стиснутый жарким лоном, пульсирует сильнее, набухает и в решающий момент вбивается до предела. Миг — и тело пронзает острой конвульсией оргазма, с которой из головки выстреливает семя.
Гинтоки тяжело дышит, уткнувшись носом в шею Цукуё. Острый запах его пота мешается с солёным вкусом её тела, которое он в упоении целует.
Так вот он какой, секс со своей женщиной.
Саката осторожно приподнимает её, снимая с себя. Стягивает презерватив и завязывает узелком, прицеливается и кидает в мусорку. Бинго! В самую точку.
Оборачивается к Цукки, прислушиваясь к приятному изнеможению в теле. И застывает.
Она молчит, но потрясённый вид говорит сам за себя. И это совсем не то потрясение, которое Гинтоки ожидал. Не «О, Гин-сан, это было незабываемо!», а «Как, и это всё?»
Цукуё по-прежнему не издаёт ни звука. Чувствуя, как покрывается испариной, Саката громко сглатывает:
— Ано… Цукуё-сан… А вы ещё не…
Её брови ползут вверх.
— Ну знаете… Наш аттракцион подошёл к концу, но вы, возможно, не в состоянии покинуть кабину, так как застряли на середине?..
Помедлив, она утвердительно кивает.
КСОООООО!!!
Нет, этого не может быть! Мир не может быть так жесток! Ведь он выложился на полную!
«Но, может, мне этого просто мало? — слышит он насмешливый голос в голове, в котором легко узнаёт Шинигами Таю. — Какая жалость! Теперь придётся искать кого-то, кто сможет стать мне достойным противником! Ведь ты знаешь, Гинтоки, что в любви как на войне*. Что же до нашего маленького приключения, то… — он слышит, как она выдыхает дымок, после чего она мрачно изрекает: — … оно было очаровательным».
Он проиграл! Проиграл! Прощайте, надежды на чинко-мацури, бешеное радео с понедельника по пятницу и пижамные вечеринки по выходным! Чин-сан пал, и теперь никто не придёт ему на помощь!
— Но, знаешь, это вовсе не проблема! — Он чувствует ласковое прикосновение к плечу, и поднимает голову. — Мне всё очень понравилось, правда!
Ну да. Цукуё была бы не Цукуё, если бы не протянула ему руку, пытаясь вырвать из бездны отчаяния.
— Брось, Цукки, — убито отмахивается он. — Я ценю твою доброту, но этот позор мне не смыть вовеки. И почему я не родился монстром с парой десятков тентаклей?!
— Нет… Знаешь, я очень рада, что ты такой, как есть…
— Тогда бы я мог завершить начатое, заменив одного павшего бойца другим, полным сил и энергии!
— Пожалуйста, не продолжай. Меня сейчас стошнит. А я вовсе не хочу, чтобы у этой истории был такой конец.
— И я не хочу, но что делать!.. — патетически всплёскивая руками, восклицает Гинтоки.
И осекается.
Мгновение он внимательно смотрит на Цукуё, слегка побледневшую от последних его заявлений. А затем накидывается, заваливая на кровать и сам падая сверху.
Цукки вскрикивает от неожиданности.
— Ты что делаешь? — удивлённо спрашивает она.
— Битва ещё не проиграна, — сквозь зубы цедит Гинтоки.
— Битва? Какая ещё битва?
— Я, легендарный воин Джоишиши Широяша, готов сложить голову на этом поле боя.
— Ой, ты что за чушь несёшь? Не надо ничего складывать и приплетать сюда войну! Просто успокойся, хорошо?
Но Гинтоки уже вошёл во вкус. Возмущённая Цукки колотит его кулаками по спине, но он открывает ответную атаку, применив секретное оружие — поцелуй с языком.
Цукуё мычит, не очень-то довольная его стратегией. А он тем временем прикидывает, какую тактику применить дальше.
Нужно признать прямо — выстрел из Нео Армстронг Циклонной Реактивной Генераторной Пушки забрал у него слишком много сил. Ждать, когда она перезарядиться, слишком долго, да и к чему? Доподлинно выяснено, что у Цукуё есть от неё барьер.
Но ведь есть ещё надежда! Он сам неоднократно держал её в руках и знает, как с её помощью вынудить противника поднять белый флаг.
Прежде, чем Цукки успевает осознать ситуацию, он отрывается от её губ, и глубоко вздохнув, ныряет вниз. Туда, где под толщей бушующий вод скрыто истинное логово дракона.
— Гинтоки, нет! — вскрикнула Цукуё, протягивая к нему руку.
Но поздно! Закинув её ноги себе на плечи, он накрывает её коралловый риф ртом.
Рука, не успевшая предотвратить катастрофу, безвольно опускается на его макушку.
Реакция незамедлительна. Таких бурных стонов он от Цукуё ещё не слышал.
А язык продолжает наносить удары, изводя соперника такими несомненными преимуществами, как ловкость, манёвренность, скорость. А тот только и может, что лететь на свет мотыльком, презревшим страх печального исхода. Гинтоки изводит его, не давая предугадать следующие действия, и то нежно лижет, то посасывает, то бессовестно атакует с разных сторон.
— Ги-гин-то-ки! — На последнем слоге голос её подводит, поднимаясь до гималайских высот. — Не могу больше…
Да! Это — решающий миг сражения тигра против дракона, а значит то самое время применить его главную технику. Язык! Пальцы! Слияние! Яркая вспышка хеншина* и — о чудо! — непобедимый Гандам лизо-гладильного поколения обрушивает на космического врага свою несокрушимую мощь.
Цукуё резко выгибается, зарываясь пальцами ему в волосы. Громкий крик, и она падает без сил, отдаваясь на милость врага.
Враг приподнимается на локтях, довольно облизываясь.
Надо думать, будут ему и мацури, и радео, и пижамы.
— Гин-сан! Цукуё-сан! — Бегущий на встречу Шинпачи радостно машет рукой.
— Как я рада, — с облегчением выдыхает Хинова. — Мы так за вас волновались.
— И я очень волновалась! — Кивает Кагура. — За Цукки! Она бы легко справилась одна, но то, что ей на голову свалилась обуза из Гин-чана, уменьшило шансы на спасение до нуля!
— Ой, ты, недоразумение космических масштабов! — вскипает Гинтоки. — Как ты разговариваешь со своим начальством? Вообще-то это я спас нас от адского девятиглавого дракона, испепеляющего противника одним взглядом!
— Это был очень милый дракон с одной головой, которого Гинтоки убил по ошибке, — флегматично поправляет Цукки.
— Женщина! Ты вообще молчи! Тебе можно разговаривать только тогда, когда тебя спрашивают! Ит-та-та-та-та! — Гинтоки хватается за живот, в которой за секунду до этого врезался кулак названной женщины. — Ты что творишь?!
— Ну раз уж говорить мне нельзя, то за меня всё скажет оружие, — холодно отвечает Цукуё, в чьей руке блеснул кунай.
— Так Гин-сан дрался ради нээ-сан с драконом? — восхитился Сэйта. — Круто! Вот бы самому поиграть в эту игру!
— Нет! — синхронно выкрикивают Гинтоки и Цукуё. Переглядываются и резко отводят взгляды, покашливая в кулаки.
— Это очень опасно, Сэйта, — выпаливает Цукки, трясущимися руками поднося к губам кисэру. — В этой игре приходится ставить на кон жизнь.
— Именно! — подхватывает Гинтоки. — Прежде, чем стать змееборцем, тебе придётся обуздать собственного питона. Только приручив его, ты сможешь заползти в чужую пещеру. Ой! Ну что ещё? — громко шикает он на Цукуё, толкнувшую его локтем.
— Нечего забивать его голову всякими пошлостями! — шипит она в ответ.
— Тут не о чем волноваться! Ёшивара прекрасно потрудилась, так что для моих пошлостей там попросту нет места.
— И всё же держи себя в руках! Ты ходишь по тонкому льду. Мы же решили ничего им не рассказывать, а ты уже сыпешь намёками!
— Когда это? — оскорблённым шёпотом отнекивается Саката. — С чего ты взяла, что я хочу рассказать всем и каждому, что мы теперь парочка и делаем всякие грязные вещи, пока другие думают, будто мы пошли стирать бельё в реке?
— Какое ещё бельё в реке?! Ты с ума сошёл?! В мире, где существуют стиральные машины, это самая очевидная ложь на свете!
— И всё-таки это что-то! — восклицает Сэйта. — Так рисковать ради Цукуё-нээ! Как же Гин-сан её любит!
— Э?
— Тссс, — усмехнулась Кагура, — я поняла это ещё тогда, когда он бросился спасать её от Джираи.
— Да, это было самое настоящее признание, — хитро улыбнувшись, согласилась Хинова.
— Правда? — удивился Шинпачи. — А я подумал, что он так признавался в любви алкоголю, которым пожизненно обеспечило звание дважды спасителя Ёшивары. А вот история с Сузуран-сан показалась мне его любовным письмом.
— Это было уже не письмо, а кольцо! — фыркает Кагура. — Он сделал ей предложение, пообещав целую страну в придачу!
— ОЙ!! ЧТО ЗА МАНГУ ВЫ ЧИТАЛИ?! ТАКОГО НИКОГДА НЕ БЫЛО!
— Конечно, было. — Кагура строит лисью гримасу. — Это было написано между строк.
— А вот и нет! Я этого пьяного терминатора совсем не…
Он осекается. Переводит взгляд на Цукуё, смотрящую на него во все глаза.
Тревожное эхо, раздавшееся в голове, навязчиво повторяет слово из недавнего прошлого. Брошенное спонтанно и совершенно некстати, прочно позабытое ими обоими.
— Хах. — Гинтоки отворачивается, пиная попавшийся под ногу камень. — Надоело. Вы как хотите, а я домой.
Он лениво плетётся вперёд, ожидая, когда Кагура и Шинпачи бросятся его догонять.
— Цукуё-нээ! — Сэйта встревоженно смотрит на сестрицу, сжимая кулаки. — Неужели ты вот так его отпустишь.
Потупив взгляд, Цукки молчит. Зачем разворачивается, уходя в обратную сторону.
— Да, — коротко бросает она.
— Но как же так? — Расстроенно вздыхает мальчик. — После всего, что они вынесли, расстаться так холодно?
— Холодно? — На лице Хиновы расцветает улыбка, и она заговорщицки подмигивает. — Вовсе нет. Просто эти двое уже всё друг другу сказали.
— Когда? Я ничего не слышал.
— Некоторые разговоры происходят совсем без слов. Однажды я расскажу тебе об этом. А пока хорошо бы поговорить с Цукки. Ей ещё так много нужно узнать.
Эрика Ласт — режиссёр феминистического порно, отличающегося от обычного наличием сюжета, эстетикой и наличием в кадре реальных человеческих тел. Несколько лет назад была уличена в принуждении актёров совершать неприятные им практики, за что получила от фанатов шквал критики.
Супер Сайян — форма могущественного воина из манги «Dragon Ball» — vignette.wikia.nocookie.net/dragonballssd/image...
Аку — демон и главный антагонист сериала «Самурай Джек». Проигрывая бой, он раскрыл временной портал, затянувший Джека в будущее, где Аку правит миром. — vignette.wikia.nocookie.net/character-power/ima...
Кецу но Ана — «анальное отверстие» по-японски.
«Tenga Egg» — мужской мастурбатор в виде яйца. Раскрываясь, имеет вид трубки, в которую вводится член. Несмотря на хорошее качество материала, один из самых дешёвых на рынке игрушек для взрослых, так как легко рвётся и рассчитан всего на несколько применений. А теперь вопрос: кто заплатит мне за его рекламу?
Чин-сан — от японского «чинко», то есть член.
Огури Шун — актёр, исполняющий роль Гинтоки в лайв-экшене — www.yesasia.ru/wp-content/uploads/2017/07/arama...
Pocky — палочки в шоколаде — e-sweets.ru/wa-data/public/shop/products/51/06/...
Окаэри насай — «добро пожаловать домой» по-японски.
Врата Истины — один из ключевых артефактов манги и аниме «Fullmetal Alchemist» — i.pinimg.com/originals/be/85/43/be854356f6dfb66...
Хонда Тору — главная героиня манги и анима «Корзина фруктов», воплощение доброты и невинности, не способное и мухи обидеть — static.findanime.org/uploads/pics/00/96/804.jpg
Канамари-мацури и Хонэн-мацури — фестивали, посвящённые культу плодородия, где главный объект поклонения — фаллос. Сопровождается ношением по улицам огромного — около 250 м — деревянного лингама.
…в любви как на войне — отсылка к из аниме «Госпожа Кагуя: в любви как на войне». Вся сцена является аллюзией на постоянные фантазии главного героя, в которых он представляет, как Кагуя издевается над его чувствами, называя его поведение «очаровательным».
Хеншин — процесс перевоплощения, часто использующийся к махо-сёдзё. Один из самых известных — в сериале «Sailor Moon» — www.sailorgalaxy.de/tl_files/sailor-galaxy/char...
@темы: фанфик, Гинтоки/Цукуё, Gintama, Логово дракона