В общем так, Сорачи и ко, слушайте сюда! Я свою часть сделки выполнила! Теперь будьте хорошими мальчиками и выполните свою! После фильма 2021 жду от вас анонса ещё одной полнометражки, на этот раз чисто по ГинЦу. На этом всё. Расходимся.
А. Нет. Стойте.
Я тут вообще-то за вот этим вот. Три года дописывала. С ума сойти.
Разбито на две части, так как дневник такие большие и толстые (хи-хи) тексты не тянет.
Название: Логово Дракона
Автор: ManyaChka, она же akhCaynaM
Дисклаймер: Я не я и лошадь не моя. И вообще, Сорачи-сенсей – наше всё!!!
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Гинтоки/Цукуё
Жанр: Гет, Романтика, Юмор, PWP
Предупреждения: BDSM, Кинк, ОМП, Нехронологическое повествование
Статус: закончен!!!
Размер: миди
Примечания автора: Автор сам не знает, что творит *.*
Ссылка на Фикбук: ficbook.net/readfic/4651881/13385321#part_conte...
Ребята! По частоте уходов в закат я могу соперничать только с Гинтоки. Но, знаете, я безумно по вам соскучилась! Так что решила воспользоваться текущей ситуацией для своего триумфального (ли?) возвращения!
Та-дам!
Э-э-э, кхм. Знаете, это немного странное продолжение. И я до сих пор не поняла своего к нему отношения. Знаю только одно: когда в свои 14 я впервые стала читать рейтинговые фанфики, то не встречала ничего подобного. Это не значит, что те истории были хуже. Речь не об этом. Но мне кажется важным не только возбуждать читателя, но и говорить на волнующие темы. И секспросвет — одна из них.
Получилось ли у меня? А вот и проверим.
И да. Эта часть гораздо прямолинейнее в плане лексики, чем предыдущие, так что особо чувствительным котикам приготовиться.
Приятного чтения!
В предыдущих сериях…
Земля самураев. Много воды утекло с тех пор, как нашу страну так называли. Саката Гинтоки — один из немногих, кто живёт старыми идеалами. Женщины, дети, старики или инопланетяне — ему всё равно, кого обирать. Если обещать ему плату, он готов на что угодно.
Цукуё, расследовавшая похищение куртизанок из Ёшивары, оказалась заточена в компьютерной игре. Гинтоки, отправившийся за ней, сразил главного босса — дракона. Однако этого оказалась недостаточно, и героям пришлось искать другой путь, чтобы вернуться в свой мир.
Долго бродя вокруг да около, они решились поставить на кон свои отношения и провести BDSM-сессию. Поначалу всё шло криво-косо, но раз в деле Гин-чан из Ёродзуи, то дальше будет только кривее и косее. Тем не менее, случилось чудо, и Гинтоки с Цукуё сознались друг другу в симпатии.
После этого BDSM-сессия пошла совсем по-другому. Верёвка, повязка на глаза, свечи. Цукуё понравилось. А вот Гин-сан остался при смешанных чувствах. Он стоит на перепутье, раздираемый гордостью и желанием заполнить ею вполне конкретную лакуну.
Игра выпустила героев в реальность, предложив посетить врача. Что же ждёт наших героев теперь?..
В некотором царстве, в некотором государстве жила-была счастливая королевская чета. Страна процветала под властью мудрого правителя, а добродетельная супруга во всём ему помогала. И день за днём не знали бы люди горя да печали, ка бы не напасть горемычная: не могла королевна зачать дитя.
Уж чего только люди добрые ни присоветовали, за какими знахарями и ведуньями не посылали, каких чудодейственных снадобий не настаивали — да только как об стенку горох. Наконец, решено было снарядиться к старой ведьме, живущей в непроходимой лесной чаще. Король с королевой собрали свиту, сели в карету и помчали по дороге.
Долго ли коротко ли, да только дорожка истончилась узкой тропинкой, на которой и вдвоём не разминуться, куда ж проехать. Вышли тогда король с королевой и пешком пустились, наказав части свиты приглядывать за каретой, а части за собой следовать.
Не встретились им на пути ни волк, ни лисица, ни медведь, да только с каждым шагом деревья подступали ближе, а листва над головами сгущалась, не давая пробиться робким лучам света. Тропинка вихляла и обрывалась, едва проступая на поросшей мхом земле. И когда впереди мелькнул призрачный огонёк свечи на окне, и король обернулся, чтобы обрадовать королеву и свиту, то обомлел: позади никого не было.
Вне себя от ужаса, он ринулся к покошенному домишке на хмурой лесной поляне и распахнул кособокую дверь.
— А-а-а, милок, вот и ты, — проскрипел иссохший старушечий голос. — Что ж застыл на пороге? Знаю я, зачем пришёл, и жду давно. Ну так проходи, забери своего первенца.
Безликий мрак передней всколыхнулся, и из него, мягко ступая босыми ногами, выступила скрюченное существо. Перед собой оно держало свёрток, из которого доносились тихие всхлипы.
— Где моя супруга, чудовище? — чуть слышно промолвил король.
— Где была, там уж нет, — захихикала карга, перекладывая ношу в государевы руки. — Али не знаешь сам: будущее рождается из костей прошлого.
— Ты… ты не посмеешь…
— Так ведь уже, батенька, уже. Да не стой ты истуканом, приголубь хоть дитятко, прижми к сердцу.
— К сердцу?! — взревел король. — Что ты понимаешь, убогая! Даром мне не сдался этот прихлебатель! Думаешь, мы зачать не могли? Как же! Я этого не хотел, я, вот и исхитрялся сдерживать своих солдат! А ко врачевателям, колдунам да прочим чертям только с одной выгодой обращался: узнать, как свою благоверную ещё мудрёнее пришпилить. Она у меня молодая, горячая, бывшая топ-модель. Мне уже не двадцать, вот и дознавался до приблуд всяческих!
— Э-э-э, — растерянно протянула ведьма. — Ты не серчай, родненький, только колдовство-то того, необратимое. Ребёночка обратно не возьмут, жену-прелестницу тоже не вернут: уж больно она там понравилась.
— Так значит этот малёк лишил меня лучшего секса в жизни?! Да чтоб ему самому без женщин жить и ласки их не знать! Чтоб во всех четырёх сторонах света не нашлось девицы, которая бы согласилась с ним переспать! Чтоб в постели ни одна с ним стонать не стонала и кончать не кончала! Вот моё отцовское напутствие, сынок!
Никто не знает, сколько в это сказке правды, а сколько выдумки. Как не знает, чем она закончилась. Да и закончилась ли? Что могло случиться с тем невинным ребёнком, который рос и мужал, даже не зная о нависшей над ним скверне? А ведь отцовское проклятие самое чёрное и сильное. Даже могущественная лесная ведьма, пожалевшая нежеланное дитя, и та не смога его снять. Только лишь облегчила чуток:
— Коли не найти тебе невесты по четырём сторонам света, что в том за мука? — приговаривала старуха. — Дерево тянется к солнцу ветвями, да только истинная жизнь его сокрыта под землёй. И ты, малой, там ищи, так поди ж целое сокровище откопаешь.
И он отрыл. Не интересуясь даже, ему ли предназначался этот клад или ждал кого-то другого. Внутренний голос сказал: моё. Без лишних мудрствований и сомнений, сразу обозначил права и границы. Вот так сразу откликаясь на любые безумства, будь то сражение с Королём ночи, схватка с безумным пауком, война против целой страны или битва с драконом. Казалось бы, он всё делал правильно и вот уже сектор «приз» на барабане, получи и распишись.
Вот только вместо сладко стонущей раскрасневшейся Цукуё ему достаётся сливное отверстие унитаза.
Он не слышал, что вещал умасленный улыбкой доктора, первым встретивший их на родной земле. Слух реагировал лишь на неуверенные интонации в голосе Цукки, хотя смысл слов мешался в один липкий ком.
Он хотел её до одури. Такую чувственную, смущённую и дико заводящую. Сознание захлопнулось как мышеловка, так что и шагу нельзя было ступить, не вспоминая нежную кожу, мягкие приоткрытые губы и скользкую влагу на пальцах. Он хотел взять от неё всё, заставить желать сильнее, а чувствовать глубже. Сколько сценариев, мест, костюмов и поз.
И все они оказались смыты со скомканной салфеткой — единственной свидетельницей его триумфа.
Гинтоки глубоко выдыхает. Не то чтобы он раньше так не делал или стыдился себя. Просто не чувствует облегчения. Да, с тела снята часть напряжения, но мозг по-прежнему отказывается принимать плацебо за настоящее лекарство. И, чёрт возьми, его не сложно понять: кулак против первого секса с его женщиной — как гомеопатия против серьёзной хирургической операции.
Вывалившись из кабинки, Гинтоки подносит руки к автоматическому датчику на раковине. Вода брызжет и бурлит, прозрачной воронкой убегая в слив и унося за собой пузырьки мыльной пены. Он набирает немного в ладони и выплёскивает на лицо, жмуря глаза и чувствуя, как прохладные капли покалывают кожу и скатываются за ворот рубашки.
Переводит взгляд в безжалостно правдивое зеркало. Ну хоть бы из сочувствия скрыло уставший и болезненный вид с залёгшими под глазами синяками. Как ему с такой физиономией хорохориться и вести себя молодцом? А ведь надо ещё доставить Цукуё в Ёшивару, и только потом — домой, отсыпаться. Сигнал «не маленькая, сама доберётся» самоустранился, не добравшись до коры головного мозга: после всего пережитого Гинтоки не успокоится, пока лично не передаст Цукки Хинове на руки.
«Интересно, в какую часть города нас занесло?» — лениво думает Саката, выходя из туалета. И стопорится на месте.
Опершись спиной о стену, у дверей стоит Цукуё. Заметив его, порывисто вскидывает голову и будто хочет что-то сказать, но тут же осекается и растерянно опускает взгляд. Губы лихорадочно-алые, чуть приоткрытые и поблёскивающие, бледная кожа подсвечена румянцем, а глаза — упоительно сверкают гранями тщетно скрываемых чувств. Такая трогательная и невинная, что хочется обнять и приласкать, даря тепло и защиту. Но Гинтоки знает, что на долго его не хватит. Трепетная нежность лишь припорошила желание, обманчиво обещая соблюдать нейтралитет. Который с грохотом рухнет, стоит только Цукуё попасть к нему в руки.
— Йо. — Обыденно кивает он, словно давний знакомой, с которой потерял всякую связь. — Чего не подождала в кабинете?
— Волновалась, — тихо признаётся Цукки, осторожно, точно боясь спровоцировать, заглядывая в глаза.
— А. — Он не находит ничего умнее в ответ. Её забота должна согревать, но вместо этого — предательски обжигает. Ему хочется волновать Цукуё не здесь и не так. И не нужно им никаких ухищрений, вроде связываний и расплавленного воска. Первый раз на то и первый, что одно только ощущение горячего дыхания на коже, мягкости прикосновений и счастливого взгляда хватает с головой.
— Не будем возвращаться в кабинет. — Заметив отсутствие у него желания высказаться, Цукуё берёт инициативу на себя. — Я как могла убедила Шинру-сэнсея, что лечение тебе ни к чему. Так что можем выбираться.
— Отличная новость. — Вздыхает Гинтоки, почёсывая затылок. — Тогда на выход. Не будем заставлять Хинову и мелюзгу ждать и беспокоиться.
— Они уже знают, что мы выбрались. Я им звонила.
— Вот как… — Рассеянно кивает Саката, толкая входную дверь. — Но ты наверняка соскучилась по родным улицам квартала удовольствий и… О…
Дар речи стремительно покидает его. В глаза ударяет ослепительный блеск неоновых вывесок, чей кислотный свет сигнализирует об их местоположении вперёд кричащих надписей.
Ну конечно. Где же им ещё оказаться, как не на улице лав-отелей?
— Ксо. Дерьмовая шутка, жизнь, очень дерьмовая, — шипит Гинтоки, закрывая лицо рукой.
Ладно. Глубокий вдох и выдох, вдох, выдох. Окей. Булки поджать, шары по полу не катать и палки не разбрасывать. Он справится, это не сложно, нужно только идти быстро и не оглядываться…
— Я сняла нам номер. Отель в ту сторону.
— Что?! — Гинтоки в прыжке поворачивается в ней, широко расставляя согнутые ноги и в панике хватаясь за голову. — Что за саботаж?! Ты осознаёшь, что только что выстелила нам дорогу в ад?
— Чт… — Цукуё отступает, ошарашенная его выпадом. — Какой ад?
— Нет, эта женщина безумна, безумна! Эй, скорую сюда, человеку плохо!
— Ками-сама, прекрати разыгрывать клоунаду! — Опасный прищур Цукки не предвещает ничего хорошего, но Гинтоки остаётся слеп к угрозе.
— Значит, ничего другого не остаётся, да? — истерически хихикает Саката, бестолково приглаживая волосы и оправляя одежду. — Я держался как мог, но что может простой человек против нечеловеческого натиска? Веди меня, Цукки! — ревёт Гинтоки, занимая стойку Супер Сайяна*. — Сделаем это!
— Да что ты вообще несёшь! — кричит вышедшая из себя Цукуё, и на фоне её раскрасневшегося лица электрические вывески выглядят блеклыми и неубедительными. — Я хочу, чтобы ты отдохнул и всё!
— О, я прекрасно отдохну на тебе, моя ненаглядная… Ита-та-та! — Порыв чувств, в котором он тянется к Цукки, осаждается немилосердно обрушенным на голову кулаком. — Ничего, мы это уже проходили, — бодрится Гин, едва не выдыхая носом пар, — и знаем, как сделает строптивицу ручной…
— Гинтоки! — отчаянно осаждает Цукуё, хватая его за плечи и встряхивая. — Ты сам на себя не похож. Послушай, тебе нужен сон. Перестань артачиться и просто сделай, как я прошу.
— Да кто же станет перечить Луне Ёшивары. — Всплёскивает руками Саката. — Одно только слово, и я на край земли пойду за вашим светом.
— Так далеко идти не придётся, — бурчит Цукуё, нимало не тронутая цветастыми речами. Вцепившись в его предплечье, как если бы он протестовал и вырывался, она уверенно идёт вперёд. Наконец один из рекламных щитков, шаловливо подмигивающих цветными лампочками, задерживает её внимание. Бесстрашно, точно вступает в решающую схватку, Цукуё толкает дверь и затаскивает Гинтоки следом.
Прихожая обставлена сдержано и по-европейски. Нет приступки, у которой принято оставлять обувь, зато есть мягкий тёмно-коричневый ковёр, приглушённый свет и ряды пронумерованных ячеек, пристроившихся по обеим стенам.
— Наш номер 63, — сообщает Цукки, открывая названный ящичек. Внутри лежит позолоченный ключ.
— 69 подошёл бы лучше, — гогочет Гинтоки, ничуть не пристыжённый сердитым взглядом, который метнула в него недовольная девушка. — А здесь заботятся о приватности гостей, — между делом замечает он.
— Да. — Цукуё кивает головой, кладя на место ключа деньги и закрывая ячейку. Слышится механический щелчок и пиликание электронного сигнала. — В таких заведениях предпочитают ограничивать любое общение, в том числе и с персоналом. С нами свяжутся только в том случае, если уплаченной суммы окажется недостаточно.
— Какая тактичность. — Позёвывает Гинтоки, нажимая кнопку лифта.
— Побольше, чем у тебя, — ворчит Цукки, скрещивая руки на груди.
— Эй, это ты меня сюда привела. — Саката пожимает плечами. — Какой этаж? Шестой? Так что, всё, что произойдёт дальше, даже не моя инициатива.
— Конечно, не твоя. Ты вообще не умеешь признавать свои слабости.
— Почему же, я всегда рад в них признаться. Твоя грудь — моя большая, даже огромная слабость.
— Гинтоки! — Она сжимает кулаки и возмущённо вскидывается, не в силах, однако, скрыть тронувший кожу румянец. — Ты совсем меня не слышишь! Глаза слипаются и ноги едва держат, а всё продолжаешь нести чушь! Сон, тебе нужен здоровый и крепкий сон!
— Ну если вы, ребята, так называете это в Ёшиваре, то…
— Да чтоб тебя! — рявкает Цукки, царапнув дверь ключом, со злости пронесённым мимо замка. — Хочешь со мной переспать — отлично, значит, так и будет!
— Э… что?
— Да-да! — с пронзительным визгом металла об металл ключ входит в скважину. Цукуё с ломовым напором проворачивает его и распахивает дверь, едва не снося с петель. — Прошу внутрь, — угрожающе шипит она, буравя его взглядом.
— Ано, Цукки, — лопочет Гинтоки, осторожно отступая назад, — ты, может, не знаешь, но есть разница между «лучами любви» и «лучами смерти». Я ничего не имею против первых, но вторые вот-вот не оставят от главного героя манги и сериала «Гинтама» ничего, кроме «тама».
— Об этом не беспокойся: «тама» исчезнут первыми.
— Да я не про эти «тама», а про «тама», которая душа! — Но руки инстинктивно тянутся на защиту самого дорогого. — Слушай, мы где-то свернули не туда. С каждой минутой ситуация набирает обороты, неизбежно катясь в пропасть. Давай просто уйдём отсюда и освежим голову по пути до Ёшивары…
— Внутрь, — хладнокровно режет Цукуё. — Живо.
Гинтоки нервно сглатывает. Конечно, в его голове уже давно роится куча более чем странных сценариев с участием Шинигами Таю. Но такого, в котором она бы меряла его взглядом мясника, он что-то не припоминает.
Двигаясь бочком по стенке, он опасливо протискивается внутрь. Мысль, что стоит повернуться к Цукки спиной, как она всадит нож меж лопаток, кажется пугающе правдоподобной.
Пока он пытается слиться с обоями, параллельно ловя каждое её движение, Цукуё запирает дверь и кладёт ключ на тумбочку. С болью в сердце Гинтоки вспоминает недопитое клубничное молоко, теперь уже навсегда лишённое право на героический конец в его желудке. Только и останется бедолаге, что канализационная труба, куда выльют испорченный продукт. Но, может, им повезёт, и они найдут хладные останки друг друга в водовороте общественных нечистот?
— В душ, — командует Цукуё, снимая сапоги и меняя их на тапочки. Такие чистенькие и беленькие, ещё не выпачканные в его крови.
— Слушай, я осознал свои ошибки и хочу их исправить. Просто скажи, что я должен сделать? Простить врагов и помолиться о просветлении Будде? Продать все органы, а выручку отдать на благотворительность? Сделать эпиляцию глубокого бикини? Что?!
— Не испытывай моего терпения. — Щурится Цукки, скрещивая руки на груди. — Живо пошёл мыться.
— А ты потрёшь мне спинку?
— Я потру твоей пустой башкой унитаз, если ты немедленно не исчезнешь, придурок! — сурово припечатывает Цукуё, и вид её холодного бешенства внушает абсолютное доверие к озвученным намерениям.
Первое, что он делает в ванной — запирается. Второе — оглядывается в поисках окна, через которое можно сбежать. Увы, но даже пресловутой вентиляционной шахты и той не обнаруживается.
Гинтоки вздыхает, спиной откидываясь на дверь. Это самая маразматичная ситуация за всю его жизнь, а это о многом говорит. Как можно одновременно изнывать от желания и трястись от ужаса в присутствии одной и той же женщины? Разве это не взаимоисключающая херня? И Цукуё… Что с ней творится? Её бросает из крайности в крайность почище его самого, только последствия выходок ещё более непредсказуемые.
Он стягивает с себя рубаху, комкая и кидая на пол, расстёгивает ремень и стягивает до лодыжек, где неожиданно находит сапоги. Чёрт, он даже не снял их у входа. Если он забывает выполнить даже действия, выполняемые на автомате, то дальше-то чего от него ждать?
Отшвыривая обувь в сторону и разбрасывая штаны с семейниками по разным углам, как если бы они в чём-то перед ним провинились, Гинтоки прошаркал до душа. Вода окатила льдом, и он едва не взвыл, но вовремя стиснул зубы. Вскоре холодные струи прошли, сменившись тёплыми, но лучше не стало.
«Вот бы сейчас сражаться с каким-нибудь Аку*, и угодить во временную дыру, перемещающую в далёкое будущее, где зло захватило мир. Герою сэнён-манги куда понятнее, что делать с целым миром ополчившихся на него демонов, чем с девушкой в своей спальне. Это всё из-за соседства с сопливыми подростками, да? Гин-сан так долго делил разворот с прыщавыми ОЯШ-ами, что сам заразился их никчёмностью?»
И ведь, казалось бы, он знает об обращении с женщинами побольше какого-нибудь Хироси-куна, готового биться в истерике и пускать кровь носом при виде бабушкиных панталон. И — что намного важнее — он знает кое-что о Цукуё. Самому почти не верилось, но ведь в логове дракона всё прошло... ммм… как бы точнее выразиться...
Хмм, ну вот, допустим, женщины у него были, и даже больше двух. Вот только для многих из них секс являлся способом заработка, а не чистого порыва — нет, не души, — алкоголя. И в первом случае Гинтоки получал театральное представление, разыгрываемое с разной долей убедительности. Во втором же ему вообще везло, если на середине процесса особу, согласившуюся на рандеву, не начинало укачивать или клонить в сон.
Честно говоря, он вообще не представлял, насколько прокачен его постельный скилл. Увы, но в жизни нельзя открыть окно персонажа и увидеть, что ты, де, непроходимый дебил, а значит вместо развития навыка отжима мобил, стоит начать учить алфавит. От тех же дам, с которыми сводила судьба, нормальной обратной связи ждать не приходилось.
Поэтому ошеломительный успех BDSM-сессии с Цукки стал абсолютной сенсацией. Его хотелось повторять и закреплять, просто чтобы лишний раз убедиться — они друг другу подходят. В каждом вдохе и в каждом движении, в каждом слове и стоне она откликалась на него, а он — на неё. В том, насколько естественной вышла игра, уж конечно заслуга не тщательных поисков выхода.
Но после всего, что между ними произошло, та Цукуё, что теперь ждала за дверью, казалась злой насмешкой судьбы. Гинтоки едва ли понимает, что на неё нашло. Затаскивать в лав-отель и угрожать интимом — подход пещерного человека с дубинкой, а не скромной и невинной девушки. Должны были пройти месяцы, прежде чем она перестала бы краснеть от одних только мыслей и панически бегать от встреч. Но то, что Цукки может перескочить через долгий период принятия на волне одного только раздражения и злобы, казалось диким извращением.
Выключив воду, Гинтоки вылезает из кабинки. Неохотно вытирается, набрасывает халат и подпоясывается. Тянуть время бесполезно, но и выходить навстречу бесславной кончине тоже не хочется. Наконец, он делает глубокий вдох и берётся за дверную ручку.
«Как знать, может, она уже уснула? Или одумалась и попросит отвести домой?» — надеется Саката.
Как бы ни так.
Первое, что он встречает — пасмурный взгляд из-под нахмуренных бровей. Цукуё сидит на краю кровати, скрестив ноги и руки, с таким видом, словно устроила забастовку и отказывается двигаться и говорить до тех пор, пока её условия не будут выполнены.
Гинтоки сглатывает. Атмосфера в номере, предназначенном для страстного совокупления, больше напоминает камеру для допроса. Сакате кажется, что его вот-вот начнут раскалывать с применением грубой силы. И хотя он готов выложить всё что угодно и по первому требованию, лишь бы избежать изощрённой жестокости, да не знает, что: вопросов-то никто не задаёт.
— Сядь, — режет Цукуё, прошивая тяжёлым взглядом. Гинтоки подчиняется, осторожно пристраиваясь на безопасном расстоянии от смотрящей волком девушки.
— Тоже хочешь доминировать? — Криво улыбается он, не зная, чем ещё заполнить паузу.
— Вот именно, — неожиданно соглашается Цукки. — Мы уже сыграли по-твоему, теперь мой черёд руководить процессом.
— Мне кажется, это заманчивое предложение прозвучит лучше, если не включать фоном саундтрек «Пилы». Или это из «Хэллоуина»?
— Гинтоки.
— Что? Хочешь сказать, я один это слышу?
— Умолкни.
Её взгляд меняется. Теперь она смотрит уверенно и с полным сознанием правоты, и кажется, что вместо той Цукуё, которую он ласкал и целовал не больше часа назад, рядом с ним сидит волевая и неприступная лидер Хьякка, впервые увиденная несколько лет назад.
И это странно. Гинтоки никогда не делал различия между Цукки в работе и вне её. Ощутить разницу теперь, когда они знают друг друга так близко, казалось нелепым.
— Закрой глаза.
Он промаргивается.
— Что ты хочешь…
— Секретная техника Ёшивары, — отстранённо сообщает она. — Радуйся: её используют только в самых исключительных случаях.
— Ты уверена, что тот самый исключительный случая это я? Если посмотришь историю моих поисковых запросов, то убедишь, что я такой же, как миллионы мужчин.
Вот ведь какая! И ни один нерв на лице не дрогнул. Он что, стал настолько предсказуемым?
— Просто закрой глаза, — вздыхает Цукуё, устало мотая головой. — Это не так много, особенно вспоминая о том, что требовалось от меня.
— Сидеть и получать удовольствие, — скалится Гин, не сдержавшись.
Цукки тут же тушуется, комкая ткань кимоно на коленях и бросая на него взволнованные взгляды. Ухмылка становится шире. Она такая чувственная, что можно и не трогать даже: всё ясно по нежному румянцу, розовящему кожу от любого намёка.
— Ты тоже не остался в накладе, — бурчит Цукуё, обиженно хмурясь.
— Нет, не остался, — легко соглашается Саката, чуть откидываясь назад и опираясь на руки. Когда она сбита с толку и не пытается прятать человечность под маской несокрушимости, то очень мила. — Ладно, будь по-твоему, — сокрушённо сообщает он, закрывая глаза. — Надеюсь, когда я их открою, ты не исчезнешь со всеми моими вещами.
— Конечно. Я всю жизнь только и думала, как стащить твои пожитки, — фыркает Цукуё.
— Дамочки из фильмов часто так поступают, — пожимает плечами Гинтоки.
— Не хочу тебя расстраивать, но дамочки из фильмов едва ли шли на риск ради семейников в клубничку.
— И очень зря. На них бы нашёлся покупатель, — криво усмехается Саката, вспоминая одну надоедливую шиноби. — Знаешь, как-то холодной безденежной зимой я думал, сколько бы мог выручить, распродав ей весь домашний хлам…
Он умолкает, когда в волосы мягко зарываются тонкие пальцы. Она медленно спускается от макушки к затылку, аккуратными круговыми движениями массируя голову. Проходится вдоль теменных областей к височным, где надавливает совсем слегка. Спускается к подбородку, где расправляет ладони и начинает оглаживать челюсть снизу-вверх.
Это чертовски приятно. То, как её пальцы касаются кожи и плавно очерчивают контуры лица, успокаивает и расслабляет. Движения обрисовывают брови от переносицы, постепенно поднимаясь к линии роста волос. Когда она проводит по носу, обводя ногтями кончик, он не сдерживается и чмокает её руку.
Цукки вздрагивает и на мгновение останавливается.
— Не сейчас, — шепчет она, осторожно накрывая его губы. — Доверься мне.
Ему одновременно хочется и не хочется ей подчиниться. Однако то, что она делает, настолько ново и незнакомо, что Гинтоки решает продолжить по её сценарию. Не только потому, что очень приятно, но и чтобы не мешать Цукуё проявлять чувства.
А чувств в её прикосновениях столько, что дыхание рвётся, как тонкий лист бумаги. Она будто пытается запомнить форму черепа, овал лица и каждую его чёрточку, чтобы по памяти нарисовать портрет или вылепить скульптуру. И когда подушечки пальцев пробегают щекоткой по скулам и лбу, когда плавно движутся от шеи к подбородку, ему хочется улыбнуться. Счастливо и немного мечтательно.
Руки ложатся на затылок, мерно перебирая влажные волосы, точно играя на струнном инструменте.
— В прейскуранте Ёшивары действительно есть такая услуга? — спрашивает Гинтоки, всё больше млея от оказываемых почестей.
— И да, и нет, — тихо отзывается Цукуё. — На самом деле, такой массаж в моде у куртизанок. Те, у кого есть время и деньги, могут записаться на специальные сеансы, другие делают сами себе. Раньше он считался единственным средством удержать красоту: при правильном направлении движений он помогает улучшить кровообращение и повысить тонус кожи.
— Хех, женские штучки, — фыркает Гинтоки, тем не менее, отделаться от омолаживающего ритуала не спешит.
— Точно, — по голосу слышно, что Цукки улыбается.
— Так что, Гин-сан недостаточно молод и свеж? — Шутливо кривится он. — Или ты хочешь повыгоднее продать меня в какой-нибудь чайный домик?
— Ага. Сначала продать, а потом выслушивать слезливые мольбы принять любые деньги, но только забрать тебя обратно. Двойная выгода.
— В конечном итоге, ты всё-таки пытаешься вытрясти из меня всё, что можно, — патетически подвывает Гинтоки.
— Спасибо, мелочь на проезд мне не нужна, — хмыкает Цукуё, слегка дёргая его за уши, и тут же начиная их пощупывать, легонько потягивая и потирая мочки. Когда её пальчики касаются кожи за ушными раковинами, Гинтоки хочется заурчать довольным котом.
— Приляг, — просит она, и он откидывается на спину.
Цукуё очерчивает овал лица, а затем проводит пальцами от подбородка по шее. Движения такие гипнотически чуткие, что все мысли сосредотачиваются в местах соприкосновения. Ему кажется, будто её поглаживания разносят по телу тепло и мерцание, разливающееся вместе с кровью по венам. Благостное ощущение покоя выравнивает дыхание и расслабляет мышцы.
Как пианист по клавишам, она проскальзывает по ключицам к плечам и обратно, с каждым разом чуть усиливая нажатие. Бережность Цукуё неожиданно открывает в нём не то что усталость — тоску по чему-то столь простому и необходимому, как согревающая забота родных рук. От того, как она разминает предплечье, доходя до кисти, а от неё — до ладони и пальцев — что-то пустое и тёмное, незаметно ширившееся внутри, постепенно затягивается и оплетается корнями, проросшими из маленького зерна.
— Не думала, что всё закончится так, — посмеивается Цукки.
— Мммм? — сонно мычит Гинтоки.
— Я выбрала путь шиноби вместо того, чтобы быть куртизанкой, но похоже, что от судьбы не уйдёшь. Как иначе объяснить то, что столько лет спустя я всё равно оказываюсь в лав-отеле в роли массажистки?
— Массажистки, — сквозь зевок тянет Саката. — А от банщицы отказалась.
— Перебьёшься, — фыркает Цукуё, сосредоточенно растирая пальцы. — Кстати, в школе Сэйты открыли бассейн. Он в восторге: говорит, что у него всё получается, что тренер очень хороший и не заставляет стаскивать плавки с сёгуна. Он даже думает записаться в секцию спортивного плаванья. Думаю, для мальчика его возраста это подходящее занятие, да и если есть интерес…
В какой-то момент ритм движений и голоса сливаются, убаюкивая размеренностью и постоянством. Сон подхватывает и обволакивает как кокон, надёжно укрывая от хлопот внешнего мира. Он видит Шинпачи с Кагурой, сидящих под котацу и спорящих о какой-то дораме. Кагура выигрывает, применив безупречный аргумент — кулак, — после чего мир лишается «Шинапчи ver. 8.0», и его подставка вынуждена представить улучшенную модель «9.0». Которую тут же выносит Садахару, решивший поучаствовать в играх хозяйки, всем весом навалившись на таскающий Шинпачи манекен.
Гинтоки, впрочем, совсем не замечает кутерьмы. Как зачарованный он следит за Кецуно Аной, ловя каждую её улыбку и мимолётный жест.
— Это она мне, — подперев рукой подбородок, мечтательно бормочет Саката на задорное подмигивание телеведущей.
— Интересно, есть ли у неё что-нибудь и для меня? — спрашивает подсаживающаяся рядом Цукуё. — Скажем, телефон психиатра.
— Водолей! Сегодня вашим близким понадобиться помощь, но не ваша, а особенного специалиста! Скорее звоните по номеру ХХ-XXXX-XXXX, или я сделаю это за вас, — доносится с экрана радостный щебет.
— А она знает толк в заботе о клиентах, — довольно хмыкает Цукки. — В Ёшиваре ей цены бы не было.
— Ни за что! — ужасается Гинтоки. — Мне хватает и одной куртизанки на попечении, второй мой бюджет не осилит.
— А телефон-то я запомнила, — сообщает Цукуё между делом, счищая шкурку с мандарина. — И будет тебе известно, что доказать невменяемость человека легче, чем его адекватность.
— Конечно, меня признают ненормальным! — охотно соглашается Саката. — Кто поверит, что я был в своём уме, когда связывался с тобой? — он снижает голос, притягивая её к себе.
— В таком случае нам придётся делить соседние палаты: у моего помешательства тоже не найдётся алиби, — Цукки выразительно изгибает бровь, но вместо поцелуя ловко подсовывает ему мандарин.
— Меня это полностью устроит, — кивает Гинтоки, быстро проглатывая фрукт. — Через стенку мы этого ещё не делали…
Она пихает его в бок, кидая обеспокоенный взгляд на Шинпачи с Кагурой. Те, однако, не обращают на них внимания, словно давно привыкли к подобному зрелищу.
— Ты неисправим. — Качает головой Цукуё, но приникает к нему и устраивается на плече.
Он чмокает её в макушку, обнимая за талию и чувствуя уже знакомое тепло, разливающееся в груди.
Гинтоки открывает глаза. Хотя это не точно. Может, он ещё лежит с закрытыми веками, просто его сон растворился в этом угрожающе чёрном ничто. Знакомые, однако, декорации…
О нет, только не это. Ему ведь не пытаются пропихнуть новый эпизод об отшельнике озера Тоя, да? Потому что сейчас Гинтоки меньше всего на свете расположен к общению с этим депрессивным мужиком. Серьёзно, зачем так грубо рвать на куски его милые романтические глупости? Реальность ещё успеет высморкаться в настиранные и свежевыглаженные бытовые грёзы, так хоть бы дала ими сперва насладиться.
Саката хмурится. Ладно, раньше шутка работала, но теперь он так просто не дастся. Если первым напасть, обездвижить врага и заткнуть ему рот, он будет избавлен от необходимости осваивать технику, сворованную из «Dragon Ball» или «Naruto».
— Ну ты, старый маразматик, давай разберёмся по-мужски! — воинственно орёт Гинтоки, готовый принять бой. И резко получает по затылку.
Рядом кто-то вскрикивает, и пока он пытается сообразить, откуда прилетел удар, из-под головы исчезает опора, и он падает на что-то мягкое и пружинящее.
Включается свет.
Опешившая Цукуё стоит у ночника на прикроватном столике и во все глаза смотрит на него. Вид у неё растрёпанный, белый халат, который она успела сменить без его участия, сполз, оголяя левое плечо. Цукки следит за ним немигающим взглядом и не спеша убирать руку от лампы, словно готовясь применить её для самообороны.
— Ты очень красивая, — брякает Гинтоки первое, что приходит в голову.
— Чт… — Шумно выдыхает она и негодующе вскидывает брови. — Что это было?!
— Прости, привиделся кошмар, — он переворачивается на живот и привстаёт на руках. — Не хотел тебя пугать.
— А… — Рука Цукуё, тянущаяся к ночнику, опадает. Она оседает на кровать, потерянно созерцая простыни. Затем поворачивает к нему голову и несмело окидывает взглядом. — Что-то из прошлого? — робко спрашивает она.
— Не, из настоящего. Из того, с чем приходится иметь дело каждый день. Да ты не переживай. — Видя её взволнованное лицо, он опускает ладонь на светлую макушку и неловко её тормошит. — Это всё не стоит внимания Шинигами Таю.
— Если это что-то мешает тебе спать, я бы хотела знать, — серьёзно говорит она, глядя прямо в глаза.
В сердце что-то ёкает. Когда она смотрит снизу-вверх из-под его руки, есть в ней что-то по-детски непосредственное и наивное. Смешная. И тёплая.
Он опускает ладонь, проводя по щеке. Кожа под пальцами покрыта мягким, совсем светлым пушком, о котором и не узнаешь, если вот так не прикоснуться. Под нежной белизной робко загорается румянец, длинные ресницы подрагивают и чуть поджаты розовеющие губы.
— Тебе не о чем волноваться, — мягко говорит Гинтоки, подсаживаясь ближе и увлекая Цукуё в объятья. — Хотя я могу поделиться шокирующими подробностями сновидений с твоим участием.
— Ты всё-таки свинья, — бурчит Цукки, уткнувшись носом ему в плечо и стискивая халат на спине.
— Что тебя удивляет? Будь готова к тому, что мужчина потеряет человеческий облик, когда снимешь ему номер в лав-отеле.
— Я привела тебя сюда совсем не за этим! — возмущённо пыхтит она, и он чувствует, как по шее бегут мурашки от близости её дыхания.
— Может и так, но есть мозг, а есть тело. Не хочу тебя пугать, но они не всегда играют за одну команду.
Она чуть отстраняется, настороженно заглядывая ему в глаза.
— Гинтоки.
— Знаешь, выражение «из логова дракона угодить в пещеру тигра» приобрело для меня новое значение. — Она сильнее хмурится, и он чувствует, как в расслабленность её позы вмешивается тревожное напряжение мышц. Гинтоки вздыхает и широко улыбается: — Я шучу. Мне просто нравится откровенно намекать и не получать за это пригоршню кунаев.
Цукуё окидывает его недоверчивым взглядом, на что он строит самую беззаботную гримасу из имеющихся в арсенале. Она не слишком-то верит, но внутренне успокаивается, что можно сказать по вернувшейся к ней мягкости. Гинтоки отпускает её, подставляет подушку к спинке кровати и опускается на неё.
— Это правильное решение — снять номер. Сон был совершенно необходим, — рассуждает он вслух.
— Ты спал от силы часа два, — замечает Цукуё, пристраиваясь рядом.
— Привычка. — Пожимает плечами Гинтоки. — Было время, когда спать удавалось урывками, вот организм и приучился выжимать всё из ничего. Видимо, этот навык не потерян окончательно.
— Понимаю. — Кивает она. — Хотя я рассчитывала, что твой отдых окажется более продолжительным.
— Это волшебная сила сна на коленках: восстанавливает силы лучше любой подушки. Что бы сказали в Ёшиваре, если бы узнали эту неожиданную способность Шинигами Таю? — легонько подтрунивает Саката.
— Сказали бы брать только наличными, — задумчиво отзывается Цукки. — И всё-таки это немного странно.
— Что?
— Всё это. — Цукуё обводит взглядом комнату, останавливаясь на его лице. — Кто бы мог подумать, чем это закончится.
— Я. — Уверенно кивает Гинтоки, ловя на себе удивлённый взгляд. — С самой первой встречи было понятно, к чему это приведёт. Ты так на меня смотрела… — Саката усмехается, качая головой. — И мне стало ясно, что недолго сможешь сдерживать страсть.
— Мне кажется, или мы помним нашу первую встречу по-разному? — Она скептически щурится, скрещивая руки на груди. — После неё мне было ясно только одно: что ты не сможешь долго оставаться в живых. И не из-за угрозы битвы с Хосеном, а из-за банановой кожуры, на которой можно поскользнуться.
— Пфф… Ты совершенно не умеешь притворятся. — Он по-свойски треплет её по волосам, не замечая возмущения в фиалковых глазах. — Говори, что хочешь, я знаю, что произвёл на тебя неизгладимое впечатление.
— Прекрати. — Цукуё пытается отодвинуть его руку, но Гинтоки перехватывает её ладонь, сцепляя их пальцы между собой и с удовольствием наблюдая, как мягкой размывкой акварели на щеках проступает румянец.
— Я надеялся, что ты продаёшься, — неожиданно даже для самого себя брякает Саката. Цукуё распахивает глаза, смотря на него в полнейшей растерянности, и он понимает, что придётся продолжить. — Думал, что заработать на тебя реальнее, чем завоевать. И оказался чертовски прав.
— Спорное утверждение. — Пожимает плечами Цукуё. — Что-то не помню, когда ты в последний раз получал за работу два миллиона йен. — И прежде, чем он успевает ответить очередную глупость, она пододвигается ближе, обнимая свободной рукой и осторожно кладя голову ему на грудь. — Зато я уже здесь.
Некоторое время они молчат. Гинтоки хочет запомнить чувство приятной тяжести на грудной клетке и тепло тела, уютно прижавшегося к боку. Он отпускает её руку для того только, чтобы перехватить и поднести к губам. Тонкие пальцы с нежной кожей, под которой виднеются голубоватые венки, в его широкой мозолистой ладони видятся особенно хрупкими. Он и раньше замечал изящество кистей и грациозность жестов, извлекаемых так же естественно, как мелодиях из-под струн кото. Флейта не может звучать как барабан, и сколько бы Цукуё ни старалась обрасти жёсткой чешуёй, ей было не по силам утаить своей природы. Подобно вечно цветущему дереву, женственность в ней источала аромат и очаровывала красотой бутонов и плодов. Взгляд, случайно скользнувший по ней, не мог довольствоваться украденным мгновением, пробуждая жажду насытиться девичьей прелестью.
Гинтоки целует её руку. Почти с благоговением, с упоением бережно хранимой страсти, которая одновременно и злой рок, и песня, наполняющая душу. Нет, его былые мечты занимали не нежные милования. Грёзы о Цукуё вбивали в голову её раздвинутые ноги, закинутые за голову, груди с твёрдыми и тёмными сосками, блестящую от пота кожу, раскрытые губы и влажный язык. В мыслях он трахал Цукки до остервенения, до осипшего голоса и помутившегося взгляда, до абсолютной вседозволенности и стекающей по бёдрам спермы вперемешку с её собственным соком. В фантазиях — резко, грубо, развратно, в жизни — томительно нежно и трепетно.
Настоящая Цукуё этого стоила. Смакования лёгких поцелуев, которыми он осыпал чуть подрагивающие пальчики, долгих и заботливых прикосновений, оттягивающих момент, в воображении всегда сокрушавшего любой намёк на прелюдию. Цукуё из снов, удобно готовая всегда, везде и на всё, не могла соперничать с настоящей Цукуё, замиравшей всякий раз, когда получала ласку, точно боялась её спугнуть. Её хотелось баловать и ублажать, открывая удовольствие с разных сторон: от самых невинных до острых и животных.
Он покрывает её пальцы мягкими поцелуями, слегка прикусывая. Ответом ему взволнованный вздох и лёгкая дрожь. Она прижимается чуть ближе, словно её знобит холода. Что ж. Он придумает, как её согреть.
Гинтоки разворачивает ладонь так, чтобы видеть запястье. Легко трётся о него носом, прежде чем прижаться губами. Тёплая, нежная кожа, под которой бьётся пульс. Он поднимается выше, к сгибу локтя. Дальше подняться уже не выходит: складки рукава преграждают путь, как пост через границу двух государств.
Вообще-то Гинтоки не привыкать вламываться без приглашения. Из двух путей, один из которых прямой, обласканный солнечным светом и щебетом птиц, он непременно выберет мрачный и кривой, единственным украшением которому служат колья с насаженными головами.
Он и с Цукуё всегда придерживался подобного маршрута. Привычный бестиарий с Королями Ночи, пауками и Тендошу казался не так страшен в сравнении с одной единственной женщиной. Запредельно жестокой и холодной, как сталь кунаев, спрятанных сотней жал под тонким кимоно. Хрупкой и ранимой, о чём вспоминаешь слишком поздно, когда груда пошлостей вывалилась изо рта, как куча нестиранных носков из открытого шкафа.
Но хоть в этот раз он сделает всё правильно.
А. Нет. Стойте.
Я тут вообще-то за вот этим вот. Три года дописывала. С ума сойти.
Разбито на две части, так как дневник такие большие и толстые (хи-хи) тексты не тянет.
Название: Логово Дракона
Автор: ManyaChka, она же akhCaynaM
Дисклаймер: Я не я и лошадь не моя. И вообще, Сорачи-сенсей – наше всё!!!
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Гинтоки/Цукуё
Жанр: Гет, Романтика, Юмор, PWP
Предупреждения: BDSM, Кинк, ОМП, Нехронологическое повествование
Статус: закончен!!!
Размер: миди
Примечания автора: Автор сам не знает, что творит *.*
Ссылка на Фикбук: ficbook.net/readfic/4651881/13385321#part_conte...
Часть пятая. Если крадёшь концепцию фемпорно у Эрики Ласт, обращайся с актёрами этично! (начало)
Часть пятая. Если крадёшь концепцию фемпорно у Эрики Ласт, обращайся с актёрами этично! (начало)
Ребята! По частоте уходов в закат я могу соперничать только с Гинтоки. Но, знаете, я безумно по вам соскучилась! Так что решила воспользоваться текущей ситуацией для своего триумфального (ли?) возвращения!
Та-дам!
Э-э-э, кхм. Знаете, это немного странное продолжение. И я до сих пор не поняла своего к нему отношения. Знаю только одно: когда в свои 14 я впервые стала читать рейтинговые фанфики, то не встречала ничего подобного. Это не значит, что те истории были хуже. Речь не об этом. Но мне кажется важным не только возбуждать читателя, но и говорить на волнующие темы. И секспросвет — одна из них.
Получилось ли у меня? А вот и проверим.
И да. Эта часть гораздо прямолинейнее в плане лексики, чем предыдущие, так что особо чувствительным котикам приготовиться.
Приятного чтения!
В предыдущих сериях…
Земля самураев. Много воды утекло с тех пор, как нашу страну так называли. Саката Гинтоки — один из немногих, кто живёт старыми идеалами. Женщины, дети, старики или инопланетяне — ему всё равно, кого обирать. Если обещать ему плату, он готов на что угодно.
Цукуё, расследовавшая похищение куртизанок из Ёшивары, оказалась заточена в компьютерной игре. Гинтоки, отправившийся за ней, сразил главного босса — дракона. Однако этого оказалась недостаточно, и героям пришлось искать другой путь, чтобы вернуться в свой мир.
Долго бродя вокруг да около, они решились поставить на кон свои отношения и провести BDSM-сессию. Поначалу всё шло криво-косо, но раз в деле Гин-чан из Ёродзуи, то дальше будет только кривее и косее. Тем не менее, случилось чудо, и Гинтоки с Цукуё сознались друг другу в симпатии.
После этого BDSM-сессия пошла совсем по-другому. Верёвка, повязка на глаза, свечи. Цукуё понравилось. А вот Гин-сан остался при смешанных чувствах. Он стоит на перепутье, раздираемый гордостью и желанием заполнить ею вполне конкретную лакуну.
Игра выпустила героев в реальность, предложив посетить врача. Что же ждёт наших героев теперь?..
В некотором царстве, в некотором государстве жила-была счастливая королевская чета. Страна процветала под властью мудрого правителя, а добродетельная супруга во всём ему помогала. И день за днём не знали бы люди горя да печали, ка бы не напасть горемычная: не могла королевна зачать дитя.
Уж чего только люди добрые ни присоветовали, за какими знахарями и ведуньями не посылали, каких чудодейственных снадобий не настаивали — да только как об стенку горох. Наконец, решено было снарядиться к старой ведьме, живущей в непроходимой лесной чаще. Король с королевой собрали свиту, сели в карету и помчали по дороге.
Долго ли коротко ли, да только дорожка истончилась узкой тропинкой, на которой и вдвоём не разминуться, куда ж проехать. Вышли тогда король с королевой и пешком пустились, наказав части свиты приглядывать за каретой, а части за собой следовать.
Не встретились им на пути ни волк, ни лисица, ни медведь, да только с каждым шагом деревья подступали ближе, а листва над головами сгущалась, не давая пробиться робким лучам света. Тропинка вихляла и обрывалась, едва проступая на поросшей мхом земле. И когда впереди мелькнул призрачный огонёк свечи на окне, и король обернулся, чтобы обрадовать королеву и свиту, то обомлел: позади никого не было.
Вне себя от ужаса, он ринулся к покошенному домишке на хмурой лесной поляне и распахнул кособокую дверь.
— А-а-а, милок, вот и ты, — проскрипел иссохший старушечий голос. — Что ж застыл на пороге? Знаю я, зачем пришёл, и жду давно. Ну так проходи, забери своего первенца.
Безликий мрак передней всколыхнулся, и из него, мягко ступая босыми ногами, выступила скрюченное существо. Перед собой оно держало свёрток, из которого доносились тихие всхлипы.
— Где моя супруга, чудовище? — чуть слышно промолвил король.
— Где была, там уж нет, — захихикала карга, перекладывая ношу в государевы руки. — Али не знаешь сам: будущее рождается из костей прошлого.
— Ты… ты не посмеешь…
— Так ведь уже, батенька, уже. Да не стой ты истуканом, приголубь хоть дитятко, прижми к сердцу.
— К сердцу?! — взревел король. — Что ты понимаешь, убогая! Даром мне не сдался этот прихлебатель! Думаешь, мы зачать не могли? Как же! Я этого не хотел, я, вот и исхитрялся сдерживать своих солдат! А ко врачевателям, колдунам да прочим чертям только с одной выгодой обращался: узнать, как свою благоверную ещё мудрёнее пришпилить. Она у меня молодая, горячая, бывшая топ-модель. Мне уже не двадцать, вот и дознавался до приблуд всяческих!
— Э-э-э, — растерянно протянула ведьма. — Ты не серчай, родненький, только колдовство-то того, необратимое. Ребёночка обратно не возьмут, жену-прелестницу тоже не вернут: уж больно она там понравилась.
— Так значит этот малёк лишил меня лучшего секса в жизни?! Да чтоб ему самому без женщин жить и ласки их не знать! Чтоб во всех четырёх сторонах света не нашлось девицы, которая бы согласилась с ним переспать! Чтоб в постели ни одна с ним стонать не стонала и кончать не кончала! Вот моё отцовское напутствие, сынок!
Никто не знает, сколько в это сказке правды, а сколько выдумки. Как не знает, чем она закончилась. Да и закончилась ли? Что могло случиться с тем невинным ребёнком, который рос и мужал, даже не зная о нависшей над ним скверне? А ведь отцовское проклятие самое чёрное и сильное. Даже могущественная лесная ведьма, пожалевшая нежеланное дитя, и та не смога его снять. Только лишь облегчила чуток:
— Коли не найти тебе невесты по четырём сторонам света, что в том за мука? — приговаривала старуха. — Дерево тянется к солнцу ветвями, да только истинная жизнь его сокрыта под землёй. И ты, малой, там ищи, так поди ж целое сокровище откопаешь.
И он отрыл. Не интересуясь даже, ему ли предназначался этот клад или ждал кого-то другого. Внутренний голос сказал: моё. Без лишних мудрствований и сомнений, сразу обозначил права и границы. Вот так сразу откликаясь на любые безумства, будь то сражение с Королём ночи, схватка с безумным пауком, война против целой страны или битва с драконом. Казалось бы, он всё делал правильно и вот уже сектор «приз» на барабане, получи и распишись.
Вот только вместо сладко стонущей раскрасневшейся Цукуё ему достаётся сливное отверстие унитаза.
Он не слышал, что вещал умасленный улыбкой доктора, первым встретивший их на родной земле. Слух реагировал лишь на неуверенные интонации в голосе Цукки, хотя смысл слов мешался в один липкий ком.
Он хотел её до одури. Такую чувственную, смущённую и дико заводящую. Сознание захлопнулось как мышеловка, так что и шагу нельзя было ступить, не вспоминая нежную кожу, мягкие приоткрытые губы и скользкую влагу на пальцах. Он хотел взять от неё всё, заставить желать сильнее, а чувствовать глубже. Сколько сценариев, мест, костюмов и поз.
И все они оказались смыты со скомканной салфеткой — единственной свидетельницей его триумфа.
Гинтоки глубоко выдыхает. Не то чтобы он раньше так не делал или стыдился себя. Просто не чувствует облегчения. Да, с тела снята часть напряжения, но мозг по-прежнему отказывается принимать плацебо за настоящее лекарство. И, чёрт возьми, его не сложно понять: кулак против первого секса с его женщиной — как гомеопатия против серьёзной хирургической операции.
Вывалившись из кабинки, Гинтоки подносит руки к автоматическому датчику на раковине. Вода брызжет и бурлит, прозрачной воронкой убегая в слив и унося за собой пузырьки мыльной пены. Он набирает немного в ладони и выплёскивает на лицо, жмуря глаза и чувствуя, как прохладные капли покалывают кожу и скатываются за ворот рубашки.
Переводит взгляд в безжалостно правдивое зеркало. Ну хоть бы из сочувствия скрыло уставший и болезненный вид с залёгшими под глазами синяками. Как ему с такой физиономией хорохориться и вести себя молодцом? А ведь надо ещё доставить Цукуё в Ёшивару, и только потом — домой, отсыпаться. Сигнал «не маленькая, сама доберётся» самоустранился, не добравшись до коры головного мозга: после всего пережитого Гинтоки не успокоится, пока лично не передаст Цукки Хинове на руки.
«Интересно, в какую часть города нас занесло?» — лениво думает Саката, выходя из туалета. И стопорится на месте.
Опершись спиной о стену, у дверей стоит Цукуё. Заметив его, порывисто вскидывает голову и будто хочет что-то сказать, но тут же осекается и растерянно опускает взгляд. Губы лихорадочно-алые, чуть приоткрытые и поблёскивающие, бледная кожа подсвечена румянцем, а глаза — упоительно сверкают гранями тщетно скрываемых чувств. Такая трогательная и невинная, что хочется обнять и приласкать, даря тепло и защиту. Но Гинтоки знает, что на долго его не хватит. Трепетная нежность лишь припорошила желание, обманчиво обещая соблюдать нейтралитет. Который с грохотом рухнет, стоит только Цукуё попасть к нему в руки.
— Йо. — Обыденно кивает он, словно давний знакомой, с которой потерял всякую связь. — Чего не подождала в кабинете?
— Волновалась, — тихо признаётся Цукки, осторожно, точно боясь спровоцировать, заглядывая в глаза.
— А. — Он не находит ничего умнее в ответ. Её забота должна согревать, но вместо этого — предательски обжигает. Ему хочется волновать Цукуё не здесь и не так. И не нужно им никаких ухищрений, вроде связываний и расплавленного воска. Первый раз на то и первый, что одно только ощущение горячего дыхания на коже, мягкости прикосновений и счастливого взгляда хватает с головой.
— Не будем возвращаться в кабинет. — Заметив отсутствие у него желания высказаться, Цукуё берёт инициативу на себя. — Я как могла убедила Шинру-сэнсея, что лечение тебе ни к чему. Так что можем выбираться.
— Отличная новость. — Вздыхает Гинтоки, почёсывая затылок. — Тогда на выход. Не будем заставлять Хинову и мелюзгу ждать и беспокоиться.
— Они уже знают, что мы выбрались. Я им звонила.
— Вот как… — Рассеянно кивает Саката, толкая входную дверь. — Но ты наверняка соскучилась по родным улицам квартала удовольствий и… О…
Дар речи стремительно покидает его. В глаза ударяет ослепительный блеск неоновых вывесок, чей кислотный свет сигнализирует об их местоположении вперёд кричащих надписей.
Ну конечно. Где же им ещё оказаться, как не на улице лав-отелей?
— Ксо. Дерьмовая шутка, жизнь, очень дерьмовая, — шипит Гинтоки, закрывая лицо рукой.
Ладно. Глубокий вдох и выдох, вдох, выдох. Окей. Булки поджать, шары по полу не катать и палки не разбрасывать. Он справится, это не сложно, нужно только идти быстро и не оглядываться…
— Я сняла нам номер. Отель в ту сторону.
— Что?! — Гинтоки в прыжке поворачивается в ней, широко расставляя согнутые ноги и в панике хватаясь за голову. — Что за саботаж?! Ты осознаёшь, что только что выстелила нам дорогу в ад?
— Чт… — Цукуё отступает, ошарашенная его выпадом. — Какой ад?
— Нет, эта женщина безумна, безумна! Эй, скорую сюда, человеку плохо!
— Ками-сама, прекрати разыгрывать клоунаду! — Опасный прищур Цукки не предвещает ничего хорошего, но Гинтоки остаётся слеп к угрозе.
— Значит, ничего другого не остаётся, да? — истерически хихикает Саката, бестолково приглаживая волосы и оправляя одежду. — Я держался как мог, но что может простой человек против нечеловеческого натиска? Веди меня, Цукки! — ревёт Гинтоки, занимая стойку Супер Сайяна*. — Сделаем это!
— Да что ты вообще несёшь! — кричит вышедшая из себя Цукуё, и на фоне её раскрасневшегося лица электрические вывески выглядят блеклыми и неубедительными. — Я хочу, чтобы ты отдохнул и всё!
— О, я прекрасно отдохну на тебе, моя ненаглядная… Ита-та-та! — Порыв чувств, в котором он тянется к Цукки, осаждается немилосердно обрушенным на голову кулаком. — Ничего, мы это уже проходили, — бодрится Гин, едва не выдыхая носом пар, — и знаем, как сделает строптивицу ручной…
— Гинтоки! — отчаянно осаждает Цукуё, хватая его за плечи и встряхивая. — Ты сам на себя не похож. Послушай, тебе нужен сон. Перестань артачиться и просто сделай, как я прошу.
— Да кто же станет перечить Луне Ёшивары. — Всплёскивает руками Саката. — Одно только слово, и я на край земли пойду за вашим светом.
— Так далеко идти не придётся, — бурчит Цукуё, нимало не тронутая цветастыми речами. Вцепившись в его предплечье, как если бы он протестовал и вырывался, она уверенно идёт вперёд. Наконец один из рекламных щитков, шаловливо подмигивающих цветными лампочками, задерживает её внимание. Бесстрашно, точно вступает в решающую схватку, Цукуё толкает дверь и затаскивает Гинтоки следом.
Прихожая обставлена сдержано и по-европейски. Нет приступки, у которой принято оставлять обувь, зато есть мягкий тёмно-коричневый ковёр, приглушённый свет и ряды пронумерованных ячеек, пристроившихся по обеим стенам.
— Наш номер 63, — сообщает Цукки, открывая названный ящичек. Внутри лежит позолоченный ключ.
— 69 подошёл бы лучше, — гогочет Гинтоки, ничуть не пристыжённый сердитым взглядом, который метнула в него недовольная девушка. — А здесь заботятся о приватности гостей, — между делом замечает он.
— Да. — Цукуё кивает головой, кладя на место ключа деньги и закрывая ячейку. Слышится механический щелчок и пиликание электронного сигнала. — В таких заведениях предпочитают ограничивать любое общение, в том числе и с персоналом. С нами свяжутся только в том случае, если уплаченной суммы окажется недостаточно.
— Какая тактичность. — Позёвывает Гинтоки, нажимая кнопку лифта.
— Побольше, чем у тебя, — ворчит Цукки, скрещивая руки на груди.
— Эй, это ты меня сюда привела. — Саката пожимает плечами. — Какой этаж? Шестой? Так что, всё, что произойдёт дальше, даже не моя инициатива.
— Конечно, не твоя. Ты вообще не умеешь признавать свои слабости.
— Почему же, я всегда рад в них признаться. Твоя грудь — моя большая, даже огромная слабость.
— Гинтоки! — Она сжимает кулаки и возмущённо вскидывается, не в силах, однако, скрыть тронувший кожу румянец. — Ты совсем меня не слышишь! Глаза слипаются и ноги едва держат, а всё продолжаешь нести чушь! Сон, тебе нужен здоровый и крепкий сон!
— Ну если вы, ребята, так называете это в Ёшиваре, то…
— Да чтоб тебя! — рявкает Цукки, царапнув дверь ключом, со злости пронесённым мимо замка. — Хочешь со мной переспать — отлично, значит, так и будет!
— Э… что?
— Да-да! — с пронзительным визгом металла об металл ключ входит в скважину. Цукуё с ломовым напором проворачивает его и распахивает дверь, едва не снося с петель. — Прошу внутрь, — угрожающе шипит она, буравя его взглядом.
— Ано, Цукки, — лопочет Гинтоки, осторожно отступая назад, — ты, может, не знаешь, но есть разница между «лучами любви» и «лучами смерти». Я ничего не имею против первых, но вторые вот-вот не оставят от главного героя манги и сериала «Гинтама» ничего, кроме «тама».
— Об этом не беспокойся: «тама» исчезнут первыми.
— Да я не про эти «тама», а про «тама», которая душа! — Но руки инстинктивно тянутся на защиту самого дорогого. — Слушай, мы где-то свернули не туда. С каждой минутой ситуация набирает обороты, неизбежно катясь в пропасть. Давай просто уйдём отсюда и освежим голову по пути до Ёшивары…
— Внутрь, — хладнокровно режет Цукуё. — Живо.
Гинтоки нервно сглатывает. Конечно, в его голове уже давно роится куча более чем странных сценариев с участием Шинигами Таю. Но такого, в котором она бы меряла его взглядом мясника, он что-то не припоминает.
Двигаясь бочком по стенке, он опасливо протискивается внутрь. Мысль, что стоит повернуться к Цукки спиной, как она всадит нож меж лопаток, кажется пугающе правдоподобной.
Пока он пытается слиться с обоями, параллельно ловя каждое её движение, Цукуё запирает дверь и кладёт ключ на тумбочку. С болью в сердце Гинтоки вспоминает недопитое клубничное молоко, теперь уже навсегда лишённое право на героический конец в его желудке. Только и останется бедолаге, что канализационная труба, куда выльют испорченный продукт. Но, может, им повезёт, и они найдут хладные останки друг друга в водовороте общественных нечистот?
— В душ, — командует Цукуё, снимая сапоги и меняя их на тапочки. Такие чистенькие и беленькие, ещё не выпачканные в его крови.
— Слушай, я осознал свои ошибки и хочу их исправить. Просто скажи, что я должен сделать? Простить врагов и помолиться о просветлении Будде? Продать все органы, а выручку отдать на благотворительность? Сделать эпиляцию глубокого бикини? Что?!
— Не испытывай моего терпения. — Щурится Цукки, скрещивая руки на груди. — Живо пошёл мыться.
— А ты потрёшь мне спинку?
— Я потру твоей пустой башкой унитаз, если ты немедленно не исчезнешь, придурок! — сурово припечатывает Цукуё, и вид её холодного бешенства внушает абсолютное доверие к озвученным намерениям.
Первое, что он делает в ванной — запирается. Второе — оглядывается в поисках окна, через которое можно сбежать. Увы, но даже пресловутой вентиляционной шахты и той не обнаруживается.
Гинтоки вздыхает, спиной откидываясь на дверь. Это самая маразматичная ситуация за всю его жизнь, а это о многом говорит. Как можно одновременно изнывать от желания и трястись от ужаса в присутствии одной и той же женщины? Разве это не взаимоисключающая херня? И Цукуё… Что с ней творится? Её бросает из крайности в крайность почище его самого, только последствия выходок ещё более непредсказуемые.
Он стягивает с себя рубаху, комкая и кидая на пол, расстёгивает ремень и стягивает до лодыжек, где неожиданно находит сапоги. Чёрт, он даже не снял их у входа. Если он забывает выполнить даже действия, выполняемые на автомате, то дальше-то чего от него ждать?
Отшвыривая обувь в сторону и разбрасывая штаны с семейниками по разным углам, как если бы они в чём-то перед ним провинились, Гинтоки прошаркал до душа. Вода окатила льдом, и он едва не взвыл, но вовремя стиснул зубы. Вскоре холодные струи прошли, сменившись тёплыми, но лучше не стало.
«Вот бы сейчас сражаться с каким-нибудь Аку*, и угодить во временную дыру, перемещающую в далёкое будущее, где зло захватило мир. Герою сэнён-манги куда понятнее, что делать с целым миром ополчившихся на него демонов, чем с девушкой в своей спальне. Это всё из-за соседства с сопливыми подростками, да? Гин-сан так долго делил разворот с прыщавыми ОЯШ-ами, что сам заразился их никчёмностью?»
И ведь, казалось бы, он знает об обращении с женщинами побольше какого-нибудь Хироси-куна, готового биться в истерике и пускать кровь носом при виде бабушкиных панталон. И — что намного важнее — он знает кое-что о Цукуё. Самому почти не верилось, но ведь в логове дракона всё прошло... ммм… как бы точнее выразиться...
Хмм, ну вот, допустим, женщины у него были, и даже больше двух. Вот только для многих из них секс являлся способом заработка, а не чистого порыва — нет, не души, — алкоголя. И в первом случае Гинтоки получал театральное представление, разыгрываемое с разной долей убедительности. Во втором же ему вообще везло, если на середине процесса особу, согласившуюся на рандеву, не начинало укачивать или клонить в сон.
Честно говоря, он вообще не представлял, насколько прокачен его постельный скилл. Увы, но в жизни нельзя открыть окно персонажа и увидеть, что ты, де, непроходимый дебил, а значит вместо развития навыка отжима мобил, стоит начать учить алфавит. От тех же дам, с которыми сводила судьба, нормальной обратной связи ждать не приходилось.
Поэтому ошеломительный успех BDSM-сессии с Цукки стал абсолютной сенсацией. Его хотелось повторять и закреплять, просто чтобы лишний раз убедиться — они друг другу подходят. В каждом вдохе и в каждом движении, в каждом слове и стоне она откликалась на него, а он — на неё. В том, насколько естественной вышла игра, уж конечно заслуга не тщательных поисков выхода.
Но после всего, что между ними произошло, та Цукуё, что теперь ждала за дверью, казалась злой насмешкой судьбы. Гинтоки едва ли понимает, что на неё нашло. Затаскивать в лав-отель и угрожать интимом — подход пещерного человека с дубинкой, а не скромной и невинной девушки. Должны были пройти месяцы, прежде чем она перестала бы краснеть от одних только мыслей и панически бегать от встреч. Но то, что Цукки может перескочить через долгий период принятия на волне одного только раздражения и злобы, казалось диким извращением.
Выключив воду, Гинтоки вылезает из кабинки. Неохотно вытирается, набрасывает халат и подпоясывается. Тянуть время бесполезно, но и выходить навстречу бесславной кончине тоже не хочется. Наконец, он делает глубокий вдох и берётся за дверную ручку.
«Как знать, может, она уже уснула? Или одумалась и попросит отвести домой?» — надеется Саката.
Как бы ни так.
Первое, что он встречает — пасмурный взгляд из-под нахмуренных бровей. Цукуё сидит на краю кровати, скрестив ноги и руки, с таким видом, словно устроила забастовку и отказывается двигаться и говорить до тех пор, пока её условия не будут выполнены.
Гинтоки сглатывает. Атмосфера в номере, предназначенном для страстного совокупления, больше напоминает камеру для допроса. Сакате кажется, что его вот-вот начнут раскалывать с применением грубой силы. И хотя он готов выложить всё что угодно и по первому требованию, лишь бы избежать изощрённой жестокости, да не знает, что: вопросов-то никто не задаёт.
— Сядь, — режет Цукуё, прошивая тяжёлым взглядом. Гинтоки подчиняется, осторожно пристраиваясь на безопасном расстоянии от смотрящей волком девушки.
— Тоже хочешь доминировать? — Криво улыбается он, не зная, чем ещё заполнить паузу.
— Вот именно, — неожиданно соглашается Цукки. — Мы уже сыграли по-твоему, теперь мой черёд руководить процессом.
— Мне кажется, это заманчивое предложение прозвучит лучше, если не включать фоном саундтрек «Пилы». Или это из «Хэллоуина»?
— Гинтоки.
— Что? Хочешь сказать, я один это слышу?
— Умолкни.
Её взгляд меняется. Теперь она смотрит уверенно и с полным сознанием правоты, и кажется, что вместо той Цукуё, которую он ласкал и целовал не больше часа назад, рядом с ним сидит волевая и неприступная лидер Хьякка, впервые увиденная несколько лет назад.
И это странно. Гинтоки никогда не делал различия между Цукки в работе и вне её. Ощутить разницу теперь, когда они знают друг друга так близко, казалось нелепым.
— Закрой глаза.
Он промаргивается.
— Что ты хочешь…
— Секретная техника Ёшивары, — отстранённо сообщает она. — Радуйся: её используют только в самых исключительных случаях.
— Ты уверена, что тот самый исключительный случая это я? Если посмотришь историю моих поисковых запросов, то убедишь, что я такой же, как миллионы мужчин.
Вот ведь какая! И ни один нерв на лице не дрогнул. Он что, стал настолько предсказуемым?
— Просто закрой глаза, — вздыхает Цукуё, устало мотая головой. — Это не так много, особенно вспоминая о том, что требовалось от меня.
— Сидеть и получать удовольствие, — скалится Гин, не сдержавшись.
Цукки тут же тушуется, комкая ткань кимоно на коленях и бросая на него взволнованные взгляды. Ухмылка становится шире. Она такая чувственная, что можно и не трогать даже: всё ясно по нежному румянцу, розовящему кожу от любого намёка.
— Ты тоже не остался в накладе, — бурчит Цукуё, обиженно хмурясь.
— Нет, не остался, — легко соглашается Саката, чуть откидываясь назад и опираясь на руки. Когда она сбита с толку и не пытается прятать человечность под маской несокрушимости, то очень мила. — Ладно, будь по-твоему, — сокрушённо сообщает он, закрывая глаза. — Надеюсь, когда я их открою, ты не исчезнешь со всеми моими вещами.
— Конечно. Я всю жизнь только и думала, как стащить твои пожитки, — фыркает Цукуё.
— Дамочки из фильмов часто так поступают, — пожимает плечами Гинтоки.
— Не хочу тебя расстраивать, но дамочки из фильмов едва ли шли на риск ради семейников в клубничку.
— И очень зря. На них бы нашёлся покупатель, — криво усмехается Саката, вспоминая одну надоедливую шиноби. — Знаешь, как-то холодной безденежной зимой я думал, сколько бы мог выручить, распродав ей весь домашний хлам…
Он умолкает, когда в волосы мягко зарываются тонкие пальцы. Она медленно спускается от макушки к затылку, аккуратными круговыми движениями массируя голову. Проходится вдоль теменных областей к височным, где надавливает совсем слегка. Спускается к подбородку, где расправляет ладони и начинает оглаживать челюсть снизу-вверх.
Это чертовски приятно. То, как её пальцы касаются кожи и плавно очерчивают контуры лица, успокаивает и расслабляет. Движения обрисовывают брови от переносицы, постепенно поднимаясь к линии роста волос. Когда она проводит по носу, обводя ногтями кончик, он не сдерживается и чмокает её руку.
Цукки вздрагивает и на мгновение останавливается.
— Не сейчас, — шепчет она, осторожно накрывая его губы. — Доверься мне.
Ему одновременно хочется и не хочется ей подчиниться. Однако то, что она делает, настолько ново и незнакомо, что Гинтоки решает продолжить по её сценарию. Не только потому, что очень приятно, но и чтобы не мешать Цукуё проявлять чувства.
А чувств в её прикосновениях столько, что дыхание рвётся, как тонкий лист бумаги. Она будто пытается запомнить форму черепа, овал лица и каждую его чёрточку, чтобы по памяти нарисовать портрет или вылепить скульптуру. И когда подушечки пальцев пробегают щекоткой по скулам и лбу, когда плавно движутся от шеи к подбородку, ему хочется улыбнуться. Счастливо и немного мечтательно.
Руки ложатся на затылок, мерно перебирая влажные волосы, точно играя на струнном инструменте.
— В прейскуранте Ёшивары действительно есть такая услуга? — спрашивает Гинтоки, всё больше млея от оказываемых почестей.
— И да, и нет, — тихо отзывается Цукуё. — На самом деле, такой массаж в моде у куртизанок. Те, у кого есть время и деньги, могут записаться на специальные сеансы, другие делают сами себе. Раньше он считался единственным средством удержать красоту: при правильном направлении движений он помогает улучшить кровообращение и повысить тонус кожи.
— Хех, женские штучки, — фыркает Гинтоки, тем не менее, отделаться от омолаживающего ритуала не спешит.
— Точно, — по голосу слышно, что Цукки улыбается.
— Так что, Гин-сан недостаточно молод и свеж? — Шутливо кривится он. — Или ты хочешь повыгоднее продать меня в какой-нибудь чайный домик?
— Ага. Сначала продать, а потом выслушивать слезливые мольбы принять любые деньги, но только забрать тебя обратно. Двойная выгода.
— В конечном итоге, ты всё-таки пытаешься вытрясти из меня всё, что можно, — патетически подвывает Гинтоки.
— Спасибо, мелочь на проезд мне не нужна, — хмыкает Цукуё, слегка дёргая его за уши, и тут же начиная их пощупывать, легонько потягивая и потирая мочки. Когда её пальчики касаются кожи за ушными раковинами, Гинтоки хочется заурчать довольным котом.
— Приляг, — просит она, и он откидывается на спину.
Цукуё очерчивает овал лица, а затем проводит пальцами от подбородка по шее. Движения такие гипнотически чуткие, что все мысли сосредотачиваются в местах соприкосновения. Ему кажется, будто её поглаживания разносят по телу тепло и мерцание, разливающееся вместе с кровью по венам. Благостное ощущение покоя выравнивает дыхание и расслабляет мышцы.
Как пианист по клавишам, она проскальзывает по ключицам к плечам и обратно, с каждым разом чуть усиливая нажатие. Бережность Цукуё неожиданно открывает в нём не то что усталость — тоску по чему-то столь простому и необходимому, как согревающая забота родных рук. От того, как она разминает предплечье, доходя до кисти, а от неё — до ладони и пальцев — что-то пустое и тёмное, незаметно ширившееся внутри, постепенно затягивается и оплетается корнями, проросшими из маленького зерна.
— Не думала, что всё закончится так, — посмеивается Цукки.
— Мммм? — сонно мычит Гинтоки.
— Я выбрала путь шиноби вместо того, чтобы быть куртизанкой, но похоже, что от судьбы не уйдёшь. Как иначе объяснить то, что столько лет спустя я всё равно оказываюсь в лав-отеле в роли массажистки?
— Массажистки, — сквозь зевок тянет Саката. — А от банщицы отказалась.
— Перебьёшься, — фыркает Цукуё, сосредоточенно растирая пальцы. — Кстати, в школе Сэйты открыли бассейн. Он в восторге: говорит, что у него всё получается, что тренер очень хороший и не заставляет стаскивать плавки с сёгуна. Он даже думает записаться в секцию спортивного плаванья. Думаю, для мальчика его возраста это подходящее занятие, да и если есть интерес…
В какой-то момент ритм движений и голоса сливаются, убаюкивая размеренностью и постоянством. Сон подхватывает и обволакивает как кокон, надёжно укрывая от хлопот внешнего мира. Он видит Шинпачи с Кагурой, сидящих под котацу и спорящих о какой-то дораме. Кагура выигрывает, применив безупречный аргумент — кулак, — после чего мир лишается «Шинапчи ver. 8.0», и его подставка вынуждена представить улучшенную модель «9.0». Которую тут же выносит Садахару, решивший поучаствовать в играх хозяйки, всем весом навалившись на таскающий Шинпачи манекен.
Гинтоки, впрочем, совсем не замечает кутерьмы. Как зачарованный он следит за Кецуно Аной, ловя каждую её улыбку и мимолётный жест.
— Это она мне, — подперев рукой подбородок, мечтательно бормочет Саката на задорное подмигивание телеведущей.
— Интересно, есть ли у неё что-нибудь и для меня? — спрашивает подсаживающаяся рядом Цукуё. — Скажем, телефон психиатра.
— Водолей! Сегодня вашим близким понадобиться помощь, но не ваша, а особенного специалиста! Скорее звоните по номеру ХХ-XXXX-XXXX, или я сделаю это за вас, — доносится с экрана радостный щебет.
— А она знает толк в заботе о клиентах, — довольно хмыкает Цукки. — В Ёшиваре ей цены бы не было.
— Ни за что! — ужасается Гинтоки. — Мне хватает и одной куртизанки на попечении, второй мой бюджет не осилит.
— А телефон-то я запомнила, — сообщает Цукуё между делом, счищая шкурку с мандарина. — И будет тебе известно, что доказать невменяемость человека легче, чем его адекватность.
— Конечно, меня признают ненормальным! — охотно соглашается Саката. — Кто поверит, что я был в своём уме, когда связывался с тобой? — он снижает голос, притягивая её к себе.
— В таком случае нам придётся делить соседние палаты: у моего помешательства тоже не найдётся алиби, — Цукки выразительно изгибает бровь, но вместо поцелуя ловко подсовывает ему мандарин.
— Меня это полностью устроит, — кивает Гинтоки, быстро проглатывая фрукт. — Через стенку мы этого ещё не делали…
Она пихает его в бок, кидая обеспокоенный взгляд на Шинпачи с Кагурой. Те, однако, не обращают на них внимания, словно давно привыкли к подобному зрелищу.
— Ты неисправим. — Качает головой Цукуё, но приникает к нему и устраивается на плече.
Он чмокает её в макушку, обнимая за талию и чувствуя уже знакомое тепло, разливающееся в груди.
Гинтоки открывает глаза. Хотя это не точно. Может, он ещё лежит с закрытыми веками, просто его сон растворился в этом угрожающе чёрном ничто. Знакомые, однако, декорации…
О нет, только не это. Ему ведь не пытаются пропихнуть новый эпизод об отшельнике озера Тоя, да? Потому что сейчас Гинтоки меньше всего на свете расположен к общению с этим депрессивным мужиком. Серьёзно, зачем так грубо рвать на куски его милые романтические глупости? Реальность ещё успеет высморкаться в настиранные и свежевыглаженные бытовые грёзы, так хоть бы дала ими сперва насладиться.
Саката хмурится. Ладно, раньше шутка работала, но теперь он так просто не дастся. Если первым напасть, обездвижить врага и заткнуть ему рот, он будет избавлен от необходимости осваивать технику, сворованную из «Dragon Ball» или «Naruto».
— Ну ты, старый маразматик, давай разберёмся по-мужски! — воинственно орёт Гинтоки, готовый принять бой. И резко получает по затылку.
Рядом кто-то вскрикивает, и пока он пытается сообразить, откуда прилетел удар, из-под головы исчезает опора, и он падает на что-то мягкое и пружинящее.
Включается свет.
Опешившая Цукуё стоит у ночника на прикроватном столике и во все глаза смотрит на него. Вид у неё растрёпанный, белый халат, который она успела сменить без его участия, сполз, оголяя левое плечо. Цукки следит за ним немигающим взглядом и не спеша убирать руку от лампы, словно готовясь применить её для самообороны.
— Ты очень красивая, — брякает Гинтоки первое, что приходит в голову.
— Чт… — Шумно выдыхает она и негодующе вскидывает брови. — Что это было?!
— Прости, привиделся кошмар, — он переворачивается на живот и привстаёт на руках. — Не хотел тебя пугать.
— А… — Рука Цукуё, тянущаяся к ночнику, опадает. Она оседает на кровать, потерянно созерцая простыни. Затем поворачивает к нему голову и несмело окидывает взглядом. — Что-то из прошлого? — робко спрашивает она.
— Не, из настоящего. Из того, с чем приходится иметь дело каждый день. Да ты не переживай. — Видя её взволнованное лицо, он опускает ладонь на светлую макушку и неловко её тормошит. — Это всё не стоит внимания Шинигами Таю.
— Если это что-то мешает тебе спать, я бы хотела знать, — серьёзно говорит она, глядя прямо в глаза.
В сердце что-то ёкает. Когда она смотрит снизу-вверх из-под его руки, есть в ней что-то по-детски непосредственное и наивное. Смешная. И тёплая.
Он опускает ладонь, проводя по щеке. Кожа под пальцами покрыта мягким, совсем светлым пушком, о котором и не узнаешь, если вот так не прикоснуться. Под нежной белизной робко загорается румянец, длинные ресницы подрагивают и чуть поджаты розовеющие губы.
— Тебе не о чем волноваться, — мягко говорит Гинтоки, подсаживаясь ближе и увлекая Цукуё в объятья. — Хотя я могу поделиться шокирующими подробностями сновидений с твоим участием.
— Ты всё-таки свинья, — бурчит Цукки, уткнувшись носом ему в плечо и стискивая халат на спине.
— Что тебя удивляет? Будь готова к тому, что мужчина потеряет человеческий облик, когда снимешь ему номер в лав-отеле.
— Я привела тебя сюда совсем не за этим! — возмущённо пыхтит она, и он чувствует, как по шее бегут мурашки от близости её дыхания.
— Может и так, но есть мозг, а есть тело. Не хочу тебя пугать, но они не всегда играют за одну команду.
Она чуть отстраняется, настороженно заглядывая ему в глаза.
— Гинтоки.
— Знаешь, выражение «из логова дракона угодить в пещеру тигра» приобрело для меня новое значение. — Она сильнее хмурится, и он чувствует, как в расслабленность её позы вмешивается тревожное напряжение мышц. Гинтоки вздыхает и широко улыбается: — Я шучу. Мне просто нравится откровенно намекать и не получать за это пригоршню кунаев.
Цукуё окидывает его недоверчивым взглядом, на что он строит самую беззаботную гримасу из имеющихся в арсенале. Она не слишком-то верит, но внутренне успокаивается, что можно сказать по вернувшейся к ней мягкости. Гинтоки отпускает её, подставляет подушку к спинке кровати и опускается на неё.
— Это правильное решение — снять номер. Сон был совершенно необходим, — рассуждает он вслух.
— Ты спал от силы часа два, — замечает Цукуё, пристраиваясь рядом.
— Привычка. — Пожимает плечами Гинтоки. — Было время, когда спать удавалось урывками, вот организм и приучился выжимать всё из ничего. Видимо, этот навык не потерян окончательно.
— Понимаю. — Кивает она. — Хотя я рассчитывала, что твой отдых окажется более продолжительным.
— Это волшебная сила сна на коленках: восстанавливает силы лучше любой подушки. Что бы сказали в Ёшиваре, если бы узнали эту неожиданную способность Шинигами Таю? — легонько подтрунивает Саката.
— Сказали бы брать только наличными, — задумчиво отзывается Цукки. — И всё-таки это немного странно.
— Что?
— Всё это. — Цукуё обводит взглядом комнату, останавливаясь на его лице. — Кто бы мог подумать, чем это закончится.
— Я. — Уверенно кивает Гинтоки, ловя на себе удивлённый взгляд. — С самой первой встречи было понятно, к чему это приведёт. Ты так на меня смотрела… — Саката усмехается, качая головой. — И мне стало ясно, что недолго сможешь сдерживать страсть.
— Мне кажется, или мы помним нашу первую встречу по-разному? — Она скептически щурится, скрещивая руки на груди. — После неё мне было ясно только одно: что ты не сможешь долго оставаться в живых. И не из-за угрозы битвы с Хосеном, а из-за банановой кожуры, на которой можно поскользнуться.
— Пфф… Ты совершенно не умеешь притворятся. — Он по-свойски треплет её по волосам, не замечая возмущения в фиалковых глазах. — Говори, что хочешь, я знаю, что произвёл на тебя неизгладимое впечатление.
— Прекрати. — Цукуё пытается отодвинуть его руку, но Гинтоки перехватывает её ладонь, сцепляя их пальцы между собой и с удовольствием наблюдая, как мягкой размывкой акварели на щеках проступает румянец.
— Я надеялся, что ты продаёшься, — неожиданно даже для самого себя брякает Саката. Цукуё распахивает глаза, смотря на него в полнейшей растерянности, и он понимает, что придётся продолжить. — Думал, что заработать на тебя реальнее, чем завоевать. И оказался чертовски прав.
— Спорное утверждение. — Пожимает плечами Цукуё. — Что-то не помню, когда ты в последний раз получал за работу два миллиона йен. — И прежде, чем он успевает ответить очередную глупость, она пододвигается ближе, обнимая свободной рукой и осторожно кладя голову ему на грудь. — Зато я уже здесь.
Некоторое время они молчат. Гинтоки хочет запомнить чувство приятной тяжести на грудной клетке и тепло тела, уютно прижавшегося к боку. Он отпускает её руку для того только, чтобы перехватить и поднести к губам. Тонкие пальцы с нежной кожей, под которой виднеются голубоватые венки, в его широкой мозолистой ладони видятся особенно хрупкими. Он и раньше замечал изящество кистей и грациозность жестов, извлекаемых так же естественно, как мелодиях из-под струн кото. Флейта не может звучать как барабан, и сколько бы Цукуё ни старалась обрасти жёсткой чешуёй, ей было не по силам утаить своей природы. Подобно вечно цветущему дереву, женственность в ней источала аромат и очаровывала красотой бутонов и плодов. Взгляд, случайно скользнувший по ней, не мог довольствоваться украденным мгновением, пробуждая жажду насытиться девичьей прелестью.
Гинтоки целует её руку. Почти с благоговением, с упоением бережно хранимой страсти, которая одновременно и злой рок, и песня, наполняющая душу. Нет, его былые мечты занимали не нежные милования. Грёзы о Цукуё вбивали в голову её раздвинутые ноги, закинутые за голову, груди с твёрдыми и тёмными сосками, блестящую от пота кожу, раскрытые губы и влажный язык. В мыслях он трахал Цукки до остервенения, до осипшего голоса и помутившегося взгляда, до абсолютной вседозволенности и стекающей по бёдрам спермы вперемешку с её собственным соком. В фантазиях — резко, грубо, развратно, в жизни — томительно нежно и трепетно.
Настоящая Цукуё этого стоила. Смакования лёгких поцелуев, которыми он осыпал чуть подрагивающие пальчики, долгих и заботливых прикосновений, оттягивающих момент, в воображении всегда сокрушавшего любой намёк на прелюдию. Цукуё из снов, удобно готовая всегда, везде и на всё, не могла соперничать с настоящей Цукуё, замиравшей всякий раз, когда получала ласку, точно боялась её спугнуть. Её хотелось баловать и ублажать, открывая удовольствие с разных сторон: от самых невинных до острых и животных.
Он покрывает её пальцы мягкими поцелуями, слегка прикусывая. Ответом ему взволнованный вздох и лёгкая дрожь. Она прижимается чуть ближе, словно её знобит холода. Что ж. Он придумает, как её согреть.
Гинтоки разворачивает ладонь так, чтобы видеть запястье. Легко трётся о него носом, прежде чем прижаться губами. Тёплая, нежная кожа, под которой бьётся пульс. Он поднимается выше, к сгибу локтя. Дальше подняться уже не выходит: складки рукава преграждают путь, как пост через границу двух государств.
Вообще-то Гинтоки не привыкать вламываться без приглашения. Из двух путей, один из которых прямой, обласканный солнечным светом и щебетом птиц, он непременно выберет мрачный и кривой, единственным украшением которому служат колья с насаженными головами.
Он и с Цукуё всегда придерживался подобного маршрута. Привычный бестиарий с Королями Ночи, пауками и Тендошу казался не так страшен в сравнении с одной единственной женщиной. Запредельно жестокой и холодной, как сталь кунаев, спрятанных сотней жал под тонким кимоно. Хрупкой и ранимой, о чём вспоминаешь слишком поздно, когда груда пошлостей вывалилась изо рта, как куча нестиранных носков из открытого шкафа.
Но хоть в этот раз он сделает всё правильно.
@темы: фанфик, Гинтоки/Цукуё, Gintama, Логово дракона