Название: Сказка о лунном кролике и семихвостом лисе
Автор: ManyaChka, она же akhCaynaM
Фэндом: Зверополис
Дисклаймер: Я не я и лошадь не моя
Рейтинг: R
Пейринг: Ник/Джуди
Жанр: Юмор, Мистика, AU, Мифические существа, Исторические эпохи
Предупреждения: OOC, Насилие, ОМП, ОЖП, Смена сущности, Ксенофилия, Смерть второстепенного персонажа, Элементы гета
Статус: в процессе
Размер: макси
Ссылка на Фикбук: ficbook.net/readfic/6346852
Неизвестно, сколько бы Джуди вот так просидела, если бы сиротливый огонёк в ирори не начал затухать. Встрепенувшись, она заозиралась и, заприметив в углу комнаты мешочек с углём, спешно подскочила к нему. День увенчивал голову столькими проблемами, что в довершении только и оставалось подменить кроличьи уши ослиными. Но сколько бы бед не навлекла проявленная беспечность, а прибавлять к ним посиделки впотьмах Джуди никак не собиралась.
Вдоволь накормив пламя пришедшимся по вкусу кушаньем, девушка скрестила руки на груди, придавшись размышлениям. Оставив сокрушения о строптивости судьбы, она постаралась совладать с главной проблемой: нестерпимым зудом. Раздражённая кожа страшно чесалась, но без гау рассчитывать на облегчение не приходилось. Чтобы хоть как-то отвлечься от безжалостности положения, Джуди схватилась за уши, с силой потянув. Больно, конечно, но всё лучше, чем думать только про назойливый свербёж.
Краткую вспышку жалости к себе, призвавшую искать спасения на Луне, она поскорее отринула. Конечно, там легко получить желанное исцеление и нужный порошок, но ступать на порог дома после столь стремительного краха совсем не хотелось. Родители ведь хором запоют о том, что были правы, и она совсем не приспособлена для жизни на Земле...
Отринув тягостные сомнения вместе со страданиями по обострившейся чесотке, Джуди рьяно замотала головой в поисках хоть какой-то вещицы, способной облегчить её участь. Взгляд остановился на том, что некогда казалось безнадёжно больным человеком.
Подползя к нему на четвереньках, девушка неверяще воззрилась на ведущего актёра недавнего представления. Им оказался кусок необтёсанного полена, обхваченный алой верёвкой.
Горестно вздохнув, Джуди с силой закусила губу. Без особой надежды перевернула бревно на бок и, выхватив взглядом маленький клочок рыжей шерсти, привязанный к деревяшке, едва не взвизгнула от восторга.
Да! Это надо ж случиться такому везению!.. Ну если забыть на мгновение, какой триумфальной неудачи оно стоило...
На радости позволив себе дотянуться до спины и от души её поцарапать, Джуди всё же прервалась прежде, чем кожа начала слезать под натиском скрюченных пальцев. Вытащив обнаруженный трофей, она разделила пучок на две половинки. Затем зажмурилась и, уцепившись за мех на кончике уха, с силой дёрнула в сторону. Поспешно стерев рукавом брызнувшие слёзы, Джуди достала из привязанного к поясу мешочка засушенный цветок османтуса. Раскрошив его над пиалой с водой, она бросила к нему рыжую шерсть и собственные серые волоски.
От вида наспех приготовленного поила девушка содрогнулась. На ум совсем некстати прошла мысль, какой части тела некогда принадлежал выдранный лисом клок меха. Но времени на привередливость совсем не оставалось, и, зажмурившись, Джуди залпом выпила снадобье.
Едва подавив тошноту, когда стенки горла неприятно облепила намокшая шерсть, девушка подбежала к чайнику, поспешно сняла его с огня, чтобы плеснуть в пиалу ещё воды. Та, по счастью, закипеть не успела, и потому подвергаться новому испытанию в виде ожога языка и нёба не пришлось. Запив паршивейшее лекарство, что только доводилось изготовлять собственноручно, Джуди наконец-то почувствовала облегчение. Чесотка отступала, и больше не хотелось расцарапать себя в кровь.
Вздохнув, она позволила телу мгновение отдыха. Когда же краткая передышка подошла к концу, Джуди с лёгким прищуром приценилась к оставшейся части памятного подарка, оставленного радушным семихвостым знакомым.
«Лисы, может, изрядные мастаки крутить плутни да иллюзии, но ведь и лунные кролики не только ссадины подорожником врачуют», — с лёгкой усмешкой подумалось Джуди.
*******************
В Подлунный мир пришла ночь. Мягкие шаги незаметно прошелестели по ведомым лишь ей дорожками, пролегавшим вдоль скатов крыш, по кронам деревьев и кручам гор. Даже вода в высыхавшей луже, даже самый неприметный камушек или узкая трещинка, пробежавшая по древесной коре, шли встречать свою госпожу, подставляясь под её ласковые прикосновения. И она, легонько дотронувшись до всякого земного существа и предмета, шептала: «Я забираю все суетные хлопоты, и до утра ты остаёшься невидимым чужому глазу».
Каким тихим и умиротворённым местом предстал бы мир, умей каждый внять её спокойному гласу. Но кабы всё было так просто.
«Доверься мне», — позовёт ночь, и чей-то чуткий слух услышит тихий призыв. «Я дам тебе отдохновение», — а где-то в ту же минуту раздастся голодный рык. «Во тьме ты в безопасности», — но чужие клыки и когти уже готовы рвать потерявшую бдительность жертву.
Так уж повелось, что лучшие мотивы не всегда порождают в сердцах добрые чувства. Как часто просители пользуются бескорыстием и щедростью других без благородных помыслов? Вот и ночь, обещавшая покой и благодать, вдруг облачается в саван изменницы, потворствующей злодеяниям под недреманным оком жёлтой Луны.
Но и иначе она не могла, ведь жизнь одним её детям сулила голодную смерть другим. И ночь мирилась с ролью палача, пред каждым рождением нового дня забирая в вечную тьму многих сыновей и дочерей.
Впрочем, о судьбе иных её творений тужить не приходилось. Лёгкие их шаги не приминали и травинки, вёрткие движения не тревожили и тонкой нити паутины. Взгляд наблюдателя не сделал бы различия между их стремительным бегом и внезапным порывом ветра, слух его не уловил бы фальши в стрекотании цикад, которым звучало физическое напряжение их сил. Тайна следовала за ними по пятам, скрывая от мира так долго, как они сами того желали.
Оттого и молодой волк, жадно лакавший воду из озера, не сразу почувствовал чужака. Уши и глаза ещё не знали о постороннем, когда нос учуял вторжение резкого запаха. Волк тут же поднял голову, и, увидев противника, зарычал сначала тихо и испытующе, а потом, изготовившись для прыжка, громко и угрожающе.
Враг не шелохнулся. Размером превосходил многократно, но страха не внушал. Впиться в незащищённую шею, почувствовать на языке тёплую кровь и угасающую пульсацию вены. Лёгкая добыча.
Обманчиво мягко пригнулись лапы, но за миг до того, как тяжесть тела хищника долженствовала обрушиться на добычу, волк закоченел. Взревели инстинкты, гоня прочь, но ледяная яростью во взгляде недруга припечатала к месту. Мучительное оцепенение, в иной раз стоявшее бы жизни, наконец, спало, и волк поспешил скрыться в кустах, скуля и поджав хвост.
Но что же грозный победитель? Оставшись один на один с отражением в озере, взглянул ли на него горделиво, издал ли ликующий клич и, ободрённый, пошёл ли обходом по отвоёванным просторам? О нет, едва ли его прельщала отданная без боя добыча. Не успел волчишки и след простыть, а он уже вернулся к созерцанию маленького амулета, зажатого в руке. Глаза зелёными светлячками вспыхивали во мраке, рассматривая витиеватый орнамент, оплетавший серебряное тулово. Закрученные стебельки из тонких пластинок металла причудливо изгибались и множились, окаймляя неровную поверхность рыжеватых кораллов и покрытой чёрными бороздками бирюзы. Порывистым движением убрав упавшие на лоб пряди, таинственный озёрный гость приоткрыл крышку и принюхался. Повертел так и эдак, снова повёл носом, на сей раз втягивая воздух глубже. Зрачки слегка сузились, хотя выражение лица осталось ровным. Тихо выдохнув, опустил крышку, убрав медальон в широкий рукав.
Так он сидел какое-то время, склонившись над водной гладью, чьи глубины пленили звёздное царство и его самого. Но вдруг вскочил и забегал взад-вперёд, не замечая, как влачились по влажной земле хвосты, постепенно облипая грязью, мелкими ветками и пожухлой листвой. Вровень с ним вышагивала и тень из мира озёрных зеркал. Послушно копируя всякий жест и всякое изменение в облике, она, однако, не могла проникнуть в мысли или подслушать стук сердца земного властителя.
И так же резко, как начал, он оборвал бег, точно врастая в место. Зрачки истончились в нить, взмывшие было хвосты тут же опали, а торчавшая иголками шерсть походила на сосновые колючки.
— Попался! — огласилось тихое прибежище высоким и громким, точно удар в гонг, голосом. Его обладательница, словно не ожидавшая такой мощи звука, сдавленно ойкнула, поспешно прикрывая рот ладошками.
Он не шелохнулся, только губы на миг приоткрылись, тут же плотно сомкнувшись.
— И что ты за мной погналась? Влюбилась что ли? — хвосты с завораживавшей плавностью качнули влево и легко приподнялись, слегка загнувшись к концам.
— Влю-влю... Хмпф... Да кому ты нужен! — Она с силой топнула, и, тряхнув высеребренными лунным мерцанием волосами, повелительно протянула руку. — Верни гау, подлый вор!
— Ай-ай-ай-ай-ай! В самое сердце! — Уцепившись за грудь, он попятился к краю воды, часто и нервно всхлипывая. — О, не дли эту пытку, а то кроме гау ты, пожалуй, и пропажу ушей на меня повесишь.
— Как — пропажу? — Она растерянно провела по макушке, взъерошила волосы, и резко вздрогнула, нащупав маленькие ушные раковины, которые следом за размером и формой изменили ещё и расположение. — Вот оно что... — потрясённо вырвалось на выдохе.
— Ах, какая трогательная сцена, какое счастливое обретение утраченного! Ты, малышка, поищи повнимательнее: глядишь, за пропащими ушами и безделушку свою отыщешь.
— Ты мне зубы не заговаривай! — выпалила девчушка, глянув исподлобья. — И не вздумай убегать: будто иных забот нет, как за тобой гоняться!
— Убегать? От кролика? — Воровато прищурившись, он медленно двинулся к ней. — Уж не знаю, как оно там на Луне, но здесь не в обычае трусливым зайкам на лисов охотиться. — В два прыжка преодолев оставшееся расстояние, он нараспев растянул: — Как бы чего худого не вышло.
Она отшатнулась, едва не споткнувшись о корягу и неловко замахав руками в попытке сохранить равновесие. Но взгляда не отвела, мечась им от приоткрытого рта с ровным рядом острых зубов к длинным когтям и мерно помахивавшим хвостам. Кожа и прежде светлая, теперь казалась обескровленной, а сбивчивое дыхание судорожным и частым.
— Т-ты меня н-не съешь, — неуверенно пролепетала малышка, трясясь и обмирая, но не двигаясь с места.
— Что же мне помешает? — Он медленно облизнулся, примечая, как на миг оборвались панические удары её сердца.
Она задыхалась, пошатывалась, чуть ли не с ног валилась. Не разум, но ужас владел её телом, насыщая воздух хорошо знакомым ароматом. Немного терпкий и горьковатый, запах страха вплетался в свежесть ночного леса, окутывая манящим дурманом. Подавшись вперёд, он склонился над маленьким тельцем, закрывая широкой спиной и озеро, и небо, и Луну…
— Ик! — вырвался тонкий и полузадушенный всхлип. Он моргнул, замерев и не сводя с неё глаз. — Ик! — На этот раз прозвучало увереннее, чего девчонка, казалась, и сама испугалась, тут же зажав рот руками.
— Экая ты проныра! Не успела и дня в людском мире прожить, а уже пристрастилась к двум его главным бедам: глупости и вину.
— Я — ик! — не пьяна!
— Но глупость, стало быть, не отрицаешь?
— Да, я сглупила! — неожиданно запальчиво воскликнула она, безо всякого испуга подаваясь вперёд едва не до столкновения, вынуждая его отступить. — И не перестаю — ик! — жалеть об этом! Но ты себе позволил то, что куда хуже легкомыслия! Воровство — подлый, низкий, бесчест — ик! — ный поступок! Особенно когда вору и надобности в украденном нет!
Она часто и тяжело дышала, с решительным вызовом глядя ему в глаза, изредка громко икая. Запах страха полностью испарился, унесённый порывом свежего ветерка, и только лёгкая горечь осталась осадком на языке.
— Ну и шуму от тебя, малышка. — Поморщился он, отворачиваясь. — Для глупых кроликов разъясню на пальцах: хоть волком вой, хоть соловьём заливайся, а порошок бессмертия я не отдам. — Ноги уже повлекли его прочь от назойливой девчонки, как тут раздалось:
— Порошок бессмертия? Но в гау — ик! — вовсе не он.
Ступни точно вросли в землю, пригвождённые нежданным откровением. Он повернулся, встретившись с изумлением в её огромных глазах, распахнутых, пожалуй, даже шире, чем его.
— Как это? Что же вы, кролики, ещё в мир людей приносите?
— Да что угодно! — Девчушка развела руками. — Мало ли что в лечении пригодится. Но особенно — ик! — то, что на Земле не растёт.
— А что же тогда в гау?
— Оборотный порошок. Лунные кролики ведь обличье по желанию менять не могут, нам для этого — ик! — снадобья надобны... Погоди-ка... — Во взгляде промелькнула искра догадки, и она с негодованием обрушилась: — Так что же это, ты и сам не знал, что крал?!
Он молчал, мрачно разглядывая её тонкую фигурку и, остановившись взглядом на висевшем на поясе мешочке, тихо выдохнул:
— Хорошо, что ты сама пришла, малышка. Раз в первый раз не получилось, то заберу порошок сейчас. — И уж было двинулся к ней, когда она с досадой воскликнула:
— Экий ты бестолковый! Вот привязался хуже пиявки! Нет у меня порошка этого, нет! Да и на что же он мне — ик! — в мире людей сгодится? Я от болезней лечить собираюсь, а не от смерти! Вечную жизнь Сиванму дарует, для неё мы порошки и готовим, а она ими — ик! — распоряжается по совести.
Новость эту он встретил абсолютным безмолвием. Крольчишка вздохнула, помотав головой.
— Ну полно. Верни мне скорее гау и — ик! — разойдёмся.
Но необходимость в спешке как будто пропала. Как-то слишком бодро улыбнувшись, лис проскользнул вперёд, заинтересовано всматриваясь ей в глаза, и проворковал:
— Стоит ли прерывать наше приятное знакомство? Я, кажется, ещё и не имел возможности представиться. Ник Уайлд. А вы, о нежный цветок лотоса?..
— Джуди Хоппс, — настороженно ответила девчушка. — Вот только от яда твоих речей цветок завял давно, так и оставь его себе.
— Как скажешь, малышка. — Ник беспечно пожал плечами, будто бы и вовсе не заметив укора. — Будем же добрыми друзьями. Ох, кстати, совсем забыл. В знак примирения и искренней симпатии. — Он ловко извлёк из рукава хаори* гау, с галантным вывертом вручив владелице. Та ответила недоверчивым взглядом и, осторожно приняв «дар», открыла крышку. Удостоверившись, что содержимое на месте и совсем не изменилось, она с облегчением выдохнула.
— Береги как зеницу ока и без надобности не доставай, — назидательно вещал Ник, пропустив мимо ушей саркастичный смешок. — Ты, кстати, в прошлый-то раз зачем за ним полезла?
Надев гау на шею и спрятав под рубашку, она помедлила с ответом, косо на него поглядывая.
— Время превращения истекало, — послышалось наконец.
— Подумать только! — Ник картинно захлопал ресницами. — Но ты ведь до сих пор человек. И, прошу заметить, с теми самыми ушами, какие только люди носят.
— Не без твоей помощи. — Она довольно хмыкнула, отметив округлившиеся глаза собеседника. — Ты оставил на полене клок волос. Да будет тебе известно, что шерсть кицунэ — важнейший компонент оборотного порошка. Найдя её, приготовить снадобье совсем не сложно — ИК! — Последнее прозвучало так громко, что девчушка едва не подскочила. Насупившись, отвернулась, явно недовольная испорченным финалом триумфальной речи.
— А уши?
— А что уши? — Она махнула рукой. — Оборотный порошок обычно из меха лисиц с одной-двумя хвостами делают. У них и магия послабже. А у тебя хвостов целых семь, вот колдовство и выходит сильнее! Только уж больно — ик! — крепко...
— Постой... Так ты от моей шерсти захмелела? — Ник как-то неожиданно и совсем неуместно развеселился.
Малышка вспыхнула и, высоко вздёрнув голову, сердито заявила:
— Некогда мне всякий вздор обсуждать. Здесь мы прервём наше — как ты говорил? — приятное знакомство и пойдём каждый своим путём. — Она уверенно зашагала к лесу, а Ник догонять не стал.
— Я-то на любом пути не заплутаю, — спокойно отозвался он, — а вот твоя судьба внушаешь тревогу. Уж как бы новая дорожка не завела крольчишку к зверю страшнее хитрого лиса.
Она остановилась. Повернула голову, недоверчиво заглядывая через плечо.
— Ты это к чему?
— Ну как же. — Кицунэ довольно осклабился, подходя ближе и игриво помахивая хвостами. — Провожатый тебе нужен, малышка. Тот, кто хорошо знает этот мир, и не даст наивной лунной принцессе пропасть в его хищной пасти.
Большие глаза возмущённо пламенели, и фиолетовые всполохи совсем не трудились утаить ответ: «Никогда». Губы, тем не менее, сжались плотнее, медля озвучивать очевидное.
— И что ты хочешь за свои услуги? — выдавила она, поморщившись.
— Ты и сама знаешь, малышка. — Ник чуть прищурился, вглядываясь в упрямо вздёрнутое личико. — Порошок бессмертия.
— Немыслимо! — решительно отрезала девчушка. — Ты, верно, с головой не дружен, раз небесный дар затеял менять на гнилушку.
— Смелые слова для той, у которой к концу первого земного дня больше проблем, чем родных братьев и сестёр. — Ухмыльнулся лис. — Ты, может, мнишь, что каждый тебе сердечно рад, что солнечный луч нового дня осветит твой путь, и — вот ведь досада! — только я один мешаю ступать по нему с гордо поднятой головой… Но ты не знаешь этого мира. Не знаешь, а потому и не выживешь здесь без меня.
Глаза как-то разом потухли, а меж бровей пролегла складка. Она не казалась печальной, скорее глубоко задумчивой, и тень тихих мыслей сковала подвижность юного личика. Подняв взгляд, серьёзно спросила:
— Как долго ты будешь меня сопровождать?
— Ммм… Неделю? — наугад предложил Ник.
Она растерянно заморгала, в очередной раз громко икнув.
— А… насколько это много?
Брови Ника непроизвольно скакнули на скрытый под чёлкой лоб, но тут же вернулись на место, чтобы он с самым бесстрастным видом выдал:
— О, иной раз это почти бесконечность. И, сдаётся мне, наш случай как раз таков.
— Но сколько это в днях или… часах? — не унималась малышка, всем своим видом показывая, что оба слова для неё не пустой звук.
— Семь дней и… — Ник скорбно поджал уши, вглядевшись в бездонную синеву ночного неба, точно высматривая край своим мучениям, — …сто шестьдесят восемь часов.
Она потрясённо распахнула глаза. Не стоило и сомневаться, что внушительная цифра потрясла маленькую кроличью головку. По земным меркам ей нельзя было дать больше двухсот пятидесяти лет, но кто бы знал, какая там на Луне мера времени.
— Выше нос, малышка! — подбодрил Ник. — Мы можем сократить страшный срок в два, а то и в три раза.
— Ну уж нет, — неожиданно отказалась девчонка. — И раз уж такое дело, то ты должен мне пообещать…
— Что? — Кицуне напрягся, инстинктивно взметнув хвосты и распушив их веером.
— Что в эту неделю не предашь моего доверия.
Ник раздражённо дёрнул ушами, не особо стараясь скрыть вспышку злобы в зелёной полоске прищуренных глаз.
— Малышка, я, может, и выгляжу точь-в-точь как принц из зачитанных тобой до дыр сказок, но у кицунэ не в обычае спасать дам ценой сотни жизней.
Она фыркнула, присовокупив к тому ещё один громкий «ик!»
— Воля твоя. Да вот без обещания не видать тебе и порошка бессмертия. Сам решай, стоит ли ради такого дела хвостом рисковать*, — довольно подытожила девчонка.
Взглядом мрачнее самой чёрной ночи он долго изучал её, пока наконец не вздохнул.
— Не заставляй меня об этом жалеть, малышка.
— Да, и малышкой* пообещай тоже не звать, — она победно скрестила руки на груди.
— Уже жалею... — тихо просвистел Ник. — Ну что ж... Я обещаю не предавать тебя в эту неделю и не звать малышкой... заместо этого поименовав Коричкой, — поспешно добавил он, с удовольствием наблюдая за удивлением на её лице.
— Коричкой? — Одна бровь поползла наверх, другая же опасно нависла над веком.
— О, да ты просто тонешь в её нестерпимом запахе, — Ник поморщился, демонстративно отворачиваясь.
— Это мне тоже не нравится, — нахмурилась девчушка. — Будь добр без прозвищ.
— Э нет, Коричка! Раз я пообещал, то привыкай. Каждый мой хвост мне слишком люб, чтобы вот так запросто его лишаться. — И он, довольно повиливая семью драгоценностями, махнул рукой. — Идём. Нам предстоит долгая неделя, так почему бы не прожить её поскорее?
Хаори — верхнее облачение прямого покроя без застёжек — img-fotki.yandex.ru/get/9251/156901496.1f/0_111...
Обещания и хвост — согласно сказанием, если кицунэ что-то обещает, а потом не сдерживает слово, он лишается одного хвоста.
Малышка — всё это время Ник называл Джуди 「 ちび」 (чиби), подчёркивая не только её юность, но и низкий рост.
Автор: ManyaChka, она же akhCaynaM
Фэндом: Зверополис
Дисклаймер: Я не я и лошадь не моя
Рейтинг: R
Пейринг: Ник/Джуди
Жанр: Юмор, Мистика, AU, Мифические существа, Исторические эпохи
Предупреждения: OOC, Насилие, ОМП, ОЖП, Смена сущности, Ксенофилия, Смерть второстепенного персонажа, Элементы гета
Статус: в процессе
Размер: макси
Ссылка на Фикбук: ficbook.net/readfic/6346852
Глава вторая. В ней Джуди страдает от чесотки, икоты и сомнений, а Ник — от Джуди
Глава вторая. В ней Джуди страдает от чесотки, икоты и сомнений, а Ник — от Джуди
Неизвестно, сколько бы Джуди вот так просидела, если бы сиротливый огонёк в ирори не начал затухать. Встрепенувшись, она заозиралась и, заприметив в углу комнаты мешочек с углём, спешно подскочила к нему. День увенчивал голову столькими проблемами, что в довершении только и оставалось подменить кроличьи уши ослиными. Но сколько бы бед не навлекла проявленная беспечность, а прибавлять к ним посиделки впотьмах Джуди никак не собиралась.
Вдоволь накормив пламя пришедшимся по вкусу кушаньем, девушка скрестила руки на груди, придавшись размышлениям. Оставив сокрушения о строптивости судьбы, она постаралась совладать с главной проблемой: нестерпимым зудом. Раздражённая кожа страшно чесалась, но без гау рассчитывать на облегчение не приходилось. Чтобы хоть как-то отвлечься от безжалостности положения, Джуди схватилась за уши, с силой потянув. Больно, конечно, но всё лучше, чем думать только про назойливый свербёж.
Краткую вспышку жалости к себе, призвавшую искать спасения на Луне, она поскорее отринула. Конечно, там легко получить желанное исцеление и нужный порошок, но ступать на порог дома после столь стремительного краха совсем не хотелось. Родители ведь хором запоют о том, что были правы, и она совсем не приспособлена для жизни на Земле...
Отринув тягостные сомнения вместе со страданиями по обострившейся чесотке, Джуди рьяно замотала головой в поисках хоть какой-то вещицы, способной облегчить её участь. Взгляд остановился на том, что некогда казалось безнадёжно больным человеком.
Подползя к нему на четвереньках, девушка неверяще воззрилась на ведущего актёра недавнего представления. Им оказался кусок необтёсанного полена, обхваченный алой верёвкой.
Горестно вздохнув, Джуди с силой закусила губу. Без особой надежды перевернула бревно на бок и, выхватив взглядом маленький клочок рыжей шерсти, привязанный к деревяшке, едва не взвизгнула от восторга.
Да! Это надо ж случиться такому везению!.. Ну если забыть на мгновение, какой триумфальной неудачи оно стоило...
На радости позволив себе дотянуться до спины и от души её поцарапать, Джуди всё же прервалась прежде, чем кожа начала слезать под натиском скрюченных пальцев. Вытащив обнаруженный трофей, она разделила пучок на две половинки. Затем зажмурилась и, уцепившись за мех на кончике уха, с силой дёрнула в сторону. Поспешно стерев рукавом брызнувшие слёзы, Джуди достала из привязанного к поясу мешочка засушенный цветок османтуса. Раскрошив его над пиалой с водой, она бросила к нему рыжую шерсть и собственные серые волоски.
От вида наспех приготовленного поила девушка содрогнулась. На ум совсем некстати прошла мысль, какой части тела некогда принадлежал выдранный лисом клок меха. Но времени на привередливость совсем не оставалось, и, зажмурившись, Джуди залпом выпила снадобье.
Едва подавив тошноту, когда стенки горла неприятно облепила намокшая шерсть, девушка подбежала к чайнику, поспешно сняла его с огня, чтобы плеснуть в пиалу ещё воды. Та, по счастью, закипеть не успела, и потому подвергаться новому испытанию в виде ожога языка и нёба не пришлось. Запив паршивейшее лекарство, что только доводилось изготовлять собственноручно, Джуди наконец-то почувствовала облегчение. Чесотка отступала, и больше не хотелось расцарапать себя в кровь.
Вздохнув, она позволила телу мгновение отдыха. Когда же краткая передышка подошла к концу, Джуди с лёгким прищуром приценилась к оставшейся части памятного подарка, оставленного радушным семихвостым знакомым.
«Лисы, может, изрядные мастаки крутить плутни да иллюзии, но ведь и лунные кролики не только ссадины подорожником врачуют», — с лёгкой усмешкой подумалось Джуди.
В Подлунный мир пришла ночь. Мягкие шаги незаметно прошелестели по ведомым лишь ей дорожками, пролегавшим вдоль скатов крыш, по кронам деревьев и кручам гор. Даже вода в высыхавшей луже, даже самый неприметный камушек или узкая трещинка, пробежавшая по древесной коре, шли встречать свою госпожу, подставляясь под её ласковые прикосновения. И она, легонько дотронувшись до всякого земного существа и предмета, шептала: «Я забираю все суетные хлопоты, и до утра ты остаёшься невидимым чужому глазу».
Каким тихим и умиротворённым местом предстал бы мир, умей каждый внять её спокойному гласу. Но кабы всё было так просто.
«Доверься мне», — позовёт ночь, и чей-то чуткий слух услышит тихий призыв. «Я дам тебе отдохновение», — а где-то в ту же минуту раздастся голодный рык. «Во тьме ты в безопасности», — но чужие клыки и когти уже готовы рвать потерявшую бдительность жертву.
Так уж повелось, что лучшие мотивы не всегда порождают в сердцах добрые чувства. Как часто просители пользуются бескорыстием и щедростью других без благородных помыслов? Вот и ночь, обещавшая покой и благодать, вдруг облачается в саван изменницы, потворствующей злодеяниям под недреманным оком жёлтой Луны.
Но и иначе она не могла, ведь жизнь одним её детям сулила голодную смерть другим. И ночь мирилась с ролью палача, пред каждым рождением нового дня забирая в вечную тьму многих сыновей и дочерей.
Впрочем, о судьбе иных её творений тужить не приходилось. Лёгкие их шаги не приминали и травинки, вёрткие движения не тревожили и тонкой нити паутины. Взгляд наблюдателя не сделал бы различия между их стремительным бегом и внезапным порывом ветра, слух его не уловил бы фальши в стрекотании цикад, которым звучало физическое напряжение их сил. Тайна следовала за ними по пятам, скрывая от мира так долго, как они сами того желали.
Оттого и молодой волк, жадно лакавший воду из озера, не сразу почувствовал чужака. Уши и глаза ещё не знали о постороннем, когда нос учуял вторжение резкого запаха. Волк тут же поднял голову, и, увидев противника, зарычал сначала тихо и испытующе, а потом, изготовившись для прыжка, громко и угрожающе.
Враг не шелохнулся. Размером превосходил многократно, но страха не внушал. Впиться в незащищённую шею, почувствовать на языке тёплую кровь и угасающую пульсацию вены. Лёгкая добыча.
Обманчиво мягко пригнулись лапы, но за миг до того, как тяжесть тела хищника долженствовала обрушиться на добычу, волк закоченел. Взревели инстинкты, гоня прочь, но ледяная яростью во взгляде недруга припечатала к месту. Мучительное оцепенение, в иной раз стоявшее бы жизни, наконец, спало, и волк поспешил скрыться в кустах, скуля и поджав хвост.
Но что же грозный победитель? Оставшись один на один с отражением в озере, взглянул ли на него горделиво, издал ли ликующий клич и, ободрённый, пошёл ли обходом по отвоёванным просторам? О нет, едва ли его прельщала отданная без боя добыча. Не успел волчишки и след простыть, а он уже вернулся к созерцанию маленького амулета, зажатого в руке. Глаза зелёными светлячками вспыхивали во мраке, рассматривая витиеватый орнамент, оплетавший серебряное тулово. Закрученные стебельки из тонких пластинок металла причудливо изгибались и множились, окаймляя неровную поверхность рыжеватых кораллов и покрытой чёрными бороздками бирюзы. Порывистым движением убрав упавшие на лоб пряди, таинственный озёрный гость приоткрыл крышку и принюхался. Повертел так и эдак, снова повёл носом, на сей раз втягивая воздух глубже. Зрачки слегка сузились, хотя выражение лица осталось ровным. Тихо выдохнув, опустил крышку, убрав медальон в широкий рукав.
Так он сидел какое-то время, склонившись над водной гладью, чьи глубины пленили звёздное царство и его самого. Но вдруг вскочил и забегал взад-вперёд, не замечая, как влачились по влажной земле хвосты, постепенно облипая грязью, мелкими ветками и пожухлой листвой. Вровень с ним вышагивала и тень из мира озёрных зеркал. Послушно копируя всякий жест и всякое изменение в облике, она, однако, не могла проникнуть в мысли или подслушать стук сердца земного властителя.
И так же резко, как начал, он оборвал бег, точно врастая в место. Зрачки истончились в нить, взмывшие было хвосты тут же опали, а торчавшая иголками шерсть походила на сосновые колючки.
— Попался! — огласилось тихое прибежище высоким и громким, точно удар в гонг, голосом. Его обладательница, словно не ожидавшая такой мощи звука, сдавленно ойкнула, поспешно прикрывая рот ладошками.
Он не шелохнулся, только губы на миг приоткрылись, тут же плотно сомкнувшись.
— И что ты за мной погналась? Влюбилась что ли? — хвосты с завораживавшей плавностью качнули влево и легко приподнялись, слегка загнувшись к концам.
— Влю-влю... Хмпф... Да кому ты нужен! — Она с силой топнула, и, тряхнув высеребренными лунным мерцанием волосами, повелительно протянула руку. — Верни гау, подлый вор!
— Ай-ай-ай-ай-ай! В самое сердце! — Уцепившись за грудь, он попятился к краю воды, часто и нервно всхлипывая. — О, не дли эту пытку, а то кроме гау ты, пожалуй, и пропажу ушей на меня повесишь.
— Как — пропажу? — Она растерянно провела по макушке, взъерошила волосы, и резко вздрогнула, нащупав маленькие ушные раковины, которые следом за размером и формой изменили ещё и расположение. — Вот оно что... — потрясённо вырвалось на выдохе.
— Ах, какая трогательная сцена, какое счастливое обретение утраченного! Ты, малышка, поищи повнимательнее: глядишь, за пропащими ушами и безделушку свою отыщешь.
— Ты мне зубы не заговаривай! — выпалила девчушка, глянув исподлобья. — И не вздумай убегать: будто иных забот нет, как за тобой гоняться!
— Убегать? От кролика? — Воровато прищурившись, он медленно двинулся к ней. — Уж не знаю, как оно там на Луне, но здесь не в обычае трусливым зайкам на лисов охотиться. — В два прыжка преодолев оставшееся расстояние, он нараспев растянул: — Как бы чего худого не вышло.
Она отшатнулась, едва не споткнувшись о корягу и неловко замахав руками в попытке сохранить равновесие. Но взгляда не отвела, мечась им от приоткрытого рта с ровным рядом острых зубов к длинным когтям и мерно помахивавшим хвостам. Кожа и прежде светлая, теперь казалась обескровленной, а сбивчивое дыхание судорожным и частым.
— Т-ты меня н-не съешь, — неуверенно пролепетала малышка, трясясь и обмирая, но не двигаясь с места.
— Что же мне помешает? — Он медленно облизнулся, примечая, как на миг оборвались панические удары её сердца.
Она задыхалась, пошатывалась, чуть ли не с ног валилась. Не разум, но ужас владел её телом, насыщая воздух хорошо знакомым ароматом. Немного терпкий и горьковатый, запах страха вплетался в свежесть ночного леса, окутывая манящим дурманом. Подавшись вперёд, он склонился над маленьким тельцем, закрывая широкой спиной и озеро, и небо, и Луну…
— Ик! — вырвался тонкий и полузадушенный всхлип. Он моргнул, замерев и не сводя с неё глаз. — Ик! — На этот раз прозвучало увереннее, чего девчонка, казалась, и сама испугалась, тут же зажав рот руками.
— Экая ты проныра! Не успела и дня в людском мире прожить, а уже пристрастилась к двум его главным бедам: глупости и вину.
— Я — ик! — не пьяна!
— Но глупость, стало быть, не отрицаешь?
— Да, я сглупила! — неожиданно запальчиво воскликнула она, безо всякого испуга подаваясь вперёд едва не до столкновения, вынуждая его отступить. — И не перестаю — ик! — жалеть об этом! Но ты себе позволил то, что куда хуже легкомыслия! Воровство — подлый, низкий, бесчест — ик! — ный поступок! Особенно когда вору и надобности в украденном нет!
Она часто и тяжело дышала, с решительным вызовом глядя ему в глаза, изредка громко икая. Запах страха полностью испарился, унесённый порывом свежего ветерка, и только лёгкая горечь осталась осадком на языке.
— Ну и шуму от тебя, малышка. — Поморщился он, отворачиваясь. — Для глупых кроликов разъясню на пальцах: хоть волком вой, хоть соловьём заливайся, а порошок бессмертия я не отдам. — Ноги уже повлекли его прочь от назойливой девчонки, как тут раздалось:
— Порошок бессмертия? Но в гау — ик! — вовсе не он.
Ступни точно вросли в землю, пригвождённые нежданным откровением. Он повернулся, встретившись с изумлением в её огромных глазах, распахнутых, пожалуй, даже шире, чем его.
— Как это? Что же вы, кролики, ещё в мир людей приносите?
— Да что угодно! — Девчушка развела руками. — Мало ли что в лечении пригодится. Но особенно — ик! — то, что на Земле не растёт.
— А что же тогда в гау?
— Оборотный порошок. Лунные кролики ведь обличье по желанию менять не могут, нам для этого — ик! — снадобья надобны... Погоди-ка... — Во взгляде промелькнула искра догадки, и она с негодованием обрушилась: — Так что же это, ты и сам не знал, что крал?!
Он молчал, мрачно разглядывая её тонкую фигурку и, остановившись взглядом на висевшем на поясе мешочке, тихо выдохнул:
— Хорошо, что ты сама пришла, малышка. Раз в первый раз не получилось, то заберу порошок сейчас. — И уж было двинулся к ней, когда она с досадой воскликнула:
— Экий ты бестолковый! Вот привязался хуже пиявки! Нет у меня порошка этого, нет! Да и на что же он мне — ик! — в мире людей сгодится? Я от болезней лечить собираюсь, а не от смерти! Вечную жизнь Сиванму дарует, для неё мы порошки и готовим, а она ими — ик! — распоряжается по совести.
Новость эту он встретил абсолютным безмолвием. Крольчишка вздохнула, помотав головой.
— Ну полно. Верни мне скорее гау и — ик! — разойдёмся.
Но необходимость в спешке как будто пропала. Как-то слишком бодро улыбнувшись, лис проскользнул вперёд, заинтересовано всматриваясь ей в глаза, и проворковал:
— Стоит ли прерывать наше приятное знакомство? Я, кажется, ещё и не имел возможности представиться. Ник Уайлд. А вы, о нежный цветок лотоса?..
— Джуди Хоппс, — настороженно ответила девчушка. — Вот только от яда твоих речей цветок завял давно, так и оставь его себе.
— Как скажешь, малышка. — Ник беспечно пожал плечами, будто бы и вовсе не заметив укора. — Будем же добрыми друзьями. Ох, кстати, совсем забыл. В знак примирения и искренней симпатии. — Он ловко извлёк из рукава хаори* гау, с галантным вывертом вручив владелице. Та ответила недоверчивым взглядом и, осторожно приняв «дар», открыла крышку. Удостоверившись, что содержимое на месте и совсем не изменилось, она с облегчением выдохнула.
— Береги как зеницу ока и без надобности не доставай, — назидательно вещал Ник, пропустив мимо ушей саркастичный смешок. — Ты, кстати, в прошлый-то раз зачем за ним полезла?
Надев гау на шею и спрятав под рубашку, она помедлила с ответом, косо на него поглядывая.
— Время превращения истекало, — послышалось наконец.
— Подумать только! — Ник картинно захлопал ресницами. — Но ты ведь до сих пор человек. И, прошу заметить, с теми самыми ушами, какие только люди носят.
— Не без твоей помощи. — Она довольно хмыкнула, отметив округлившиеся глаза собеседника. — Ты оставил на полене клок волос. Да будет тебе известно, что шерсть кицунэ — важнейший компонент оборотного порошка. Найдя её, приготовить снадобье совсем не сложно — ИК! — Последнее прозвучало так громко, что девчушка едва не подскочила. Насупившись, отвернулась, явно недовольная испорченным финалом триумфальной речи.
— А уши?
— А что уши? — Она махнула рукой. — Оборотный порошок обычно из меха лисиц с одной-двумя хвостами делают. У них и магия послабже. А у тебя хвостов целых семь, вот колдовство и выходит сильнее! Только уж больно — ик! — крепко...
— Постой... Так ты от моей шерсти захмелела? — Ник как-то неожиданно и совсем неуместно развеселился.
Малышка вспыхнула и, высоко вздёрнув голову, сердито заявила:
— Некогда мне всякий вздор обсуждать. Здесь мы прервём наше — как ты говорил? — приятное знакомство и пойдём каждый своим путём. — Она уверенно зашагала к лесу, а Ник догонять не стал.
— Я-то на любом пути не заплутаю, — спокойно отозвался он, — а вот твоя судьба внушаешь тревогу. Уж как бы новая дорожка не завела крольчишку к зверю страшнее хитрого лиса.
Она остановилась. Повернула голову, недоверчиво заглядывая через плечо.
— Ты это к чему?
— Ну как же. — Кицунэ довольно осклабился, подходя ближе и игриво помахивая хвостами. — Провожатый тебе нужен, малышка. Тот, кто хорошо знает этот мир, и не даст наивной лунной принцессе пропасть в его хищной пасти.
Большие глаза возмущённо пламенели, и фиолетовые всполохи совсем не трудились утаить ответ: «Никогда». Губы, тем не менее, сжались плотнее, медля озвучивать очевидное.
— И что ты хочешь за свои услуги? — выдавила она, поморщившись.
— Ты и сама знаешь, малышка. — Ник чуть прищурился, вглядываясь в упрямо вздёрнутое личико. — Порошок бессмертия.
— Немыслимо! — решительно отрезала девчушка. — Ты, верно, с головой не дружен, раз небесный дар затеял менять на гнилушку.
— Смелые слова для той, у которой к концу первого земного дня больше проблем, чем родных братьев и сестёр. — Ухмыльнулся лис. — Ты, может, мнишь, что каждый тебе сердечно рад, что солнечный луч нового дня осветит твой путь, и — вот ведь досада! — только я один мешаю ступать по нему с гордо поднятой головой… Но ты не знаешь этого мира. Не знаешь, а потому и не выживешь здесь без меня.
Глаза как-то разом потухли, а меж бровей пролегла складка. Она не казалась печальной, скорее глубоко задумчивой, и тень тихих мыслей сковала подвижность юного личика. Подняв взгляд, серьёзно спросила:
— Как долго ты будешь меня сопровождать?
— Ммм… Неделю? — наугад предложил Ник.
Она растерянно заморгала, в очередной раз громко икнув.
— А… насколько это много?
Брови Ника непроизвольно скакнули на скрытый под чёлкой лоб, но тут же вернулись на место, чтобы он с самым бесстрастным видом выдал:
— О, иной раз это почти бесконечность. И, сдаётся мне, наш случай как раз таков.
— Но сколько это в днях или… часах? — не унималась малышка, всем своим видом показывая, что оба слова для неё не пустой звук.
— Семь дней и… — Ник скорбно поджал уши, вглядевшись в бездонную синеву ночного неба, точно высматривая край своим мучениям, — …сто шестьдесят восемь часов.
Она потрясённо распахнула глаза. Не стоило и сомневаться, что внушительная цифра потрясла маленькую кроличью головку. По земным меркам ей нельзя было дать больше двухсот пятидесяти лет, но кто бы знал, какая там на Луне мера времени.
— Выше нос, малышка! — подбодрил Ник. — Мы можем сократить страшный срок в два, а то и в три раза.
— Ну уж нет, — неожиданно отказалась девчонка. — И раз уж такое дело, то ты должен мне пообещать…
— Что? — Кицуне напрягся, инстинктивно взметнув хвосты и распушив их веером.
— Что в эту неделю не предашь моего доверия.
Ник раздражённо дёрнул ушами, не особо стараясь скрыть вспышку злобы в зелёной полоске прищуренных глаз.
— Малышка, я, может, и выгляжу точь-в-точь как принц из зачитанных тобой до дыр сказок, но у кицунэ не в обычае спасать дам ценой сотни жизней.
Она фыркнула, присовокупив к тому ещё один громкий «ик!»
— Воля твоя. Да вот без обещания не видать тебе и порошка бессмертия. Сам решай, стоит ли ради такого дела хвостом рисковать*, — довольно подытожила девчонка.
Взглядом мрачнее самой чёрной ночи он долго изучал её, пока наконец не вздохнул.
— Не заставляй меня об этом жалеть, малышка.
— Да, и малышкой* пообещай тоже не звать, — она победно скрестила руки на груди.
— Уже жалею... — тихо просвистел Ник. — Ну что ж... Я обещаю не предавать тебя в эту неделю и не звать малышкой... заместо этого поименовав Коричкой, — поспешно добавил он, с удовольствием наблюдая за удивлением на её лице.
— Коричкой? — Одна бровь поползла наверх, другая же опасно нависла над веком.
— О, да ты просто тонешь в её нестерпимом запахе, — Ник поморщился, демонстративно отворачиваясь.
— Это мне тоже не нравится, — нахмурилась девчушка. — Будь добр без прозвищ.
— Э нет, Коричка! Раз я пообещал, то привыкай. Каждый мой хвост мне слишком люб, чтобы вот так запросто его лишаться. — И он, довольно повиливая семью драгоценностями, махнул рукой. — Идём. Нам предстоит долгая неделя, так почему бы не прожить её поскорее?
Хаори — верхнее облачение прямого покроя без застёжек — img-fotki.yandex.ru/get/9251/156901496.1f/0_111...
Обещания и хвост — согласно сказанием, если кицунэ что-то обещает, а потом не сдерживает слово, он лишается одного хвоста.
Малышка — всё это время Ник называл Джуди 「 ちび」 (чиби), подчёркивая не только её юность, но и низкий рост.
@темы: фанфик, Зверополис, Ник/Джуди, Сказка о лунном кролике и семихвостом лисе