Название: Влечение.
Автор: ManyaChka, она же akhCaynaM
Бета: Цумари
Дисклаймер: Я не я и лошадь не моя. И вообще, Сорачи-сенсей – наше всё!!!
Предупреждения: искренне стараюсь писать всё по канону, и всё же как огня боюсь ООС-ности... Тебе судить, дорогой читатель, пронесло или нет ^.^"
Рейтинг:NC-17 PG-13
Пейринг: Гинтоки/Цукуё, фоном Сого/Кагура, Кацура/Икумацу, Матако/Шинске.
Жанр: Романтика, юмор, драма.
Статус: в процессе написания (8 глав).
Размер: макси.
Размещение: исключительно с согласия автора и с этой шапкой.
…Так, минуту… Что там этот охламон делает?!
Осознание снизошло на голову свалившимся с небес медным тазом. За ним последовал ещё один, и ещё один, а потом они посыпались, точно капли разразившейся дождём грозовой тучи. Когда же Гинпачи немного пришёл в себя от радостей столь бурного стихийного нашествия, то почему-то вспомнил свою последнюю мысль о драке с Шинске. Шинске… Это кто? Он его вообще знает? И секундочку, зачем ждать драки с этим неизвестным и, вполне возможно, славным, дарящим детям эскимо и подбирающим котят на улицах человеком, когда тут некий субъект в тёмных очках так отчаянно нуждается в том, чтобы ему ненароком сломали нос? Ну так что, неужели будучи взрослым интеллигентным мужчиной, Саката откажется выполнить столь пустяковое желание, присовокупив пару сувениров лично от себя?
— Ара-ра-ра, данна-сама! — его расплывшееся в широкой и сверх всякой меры сахарной улыбке лицо лучилось такой всепоглощающей и горячей любовью ко всему необъятному мирозданию, что казалось, будто бы ещё немного, и оно поплывёт и оплавится, точно восковая свеча от собственного пламени. — Как вы заботливы и милы к этой чудной девчушке! Как прекрасно, что и на нашем веку не перевелись мужчины, готовые взять на себя заботу о сирых и убогих. Признайтесь, наверняка вам по нраву кто-нибудь, вроде безвольной и до одурения высоконравственной Отикубо*? — тут Гинпачи заговорщицки подмигнул несколько оторопевшему Бансаю, продолжая всё тем же елейным голосом, коим обычно разговаривают клеящиеся к богатому мужику и необременённые излишними умствованиями школьницы. — Мне же всегда больше нравилась Акоги. Да, возможно, она не так благочестива и изнежена, как высокородная госпожа, но ей делают честь редкая сообразительность и смелость. Не будь рядом Акоги, повесть закончилась на том, как не прекращающая своих рыданий Отикубо умирает от обезвоживания где-нибудь на десятой странице книги. Нэ, данна-сама, вы же понимаете, к чему я клоню, да?..
Речь Сакаты, прервавшаяся так же внезапно и нелогично, как и началась, завершилась тем, что он едва ли не вырвал руки Цукуё из ладоней опешившего Бансая, а затем, довольно бесцеремонно и не особо рассчитывая силы, дёрнул девушку наверх, разом поднимая с коленей. Та болезненно вскрикнула, однако Гинпачи того даже не услышал, продолжая сверлить взглядом рассевшегося на земле мужчину. Дон Жуан хренов!
— Идём, — разворачиваясь, буркнул он, и, покрепче перехватив её за кисть, насильно потащил девушку следом за собой.
— По… подождите! — попробовала было остановить его взволнованная блондинка, но это только усилило острую потребность увести её как можно дальше от этого треклятого подстрекателя неопытных дурёх. И пусть ему кто попробует помешать, Гинпачи, может, только того и ждёт, чтобы уже как следует отыграться на первом попавшемся под руку олухе.
Ба-а-а-а-а-а-бам!
Всё произошло так стремительно и неожиданно, что Саката даже не успел среагировать. Точнее, его рефлексы оказались выше всяких похвал, сработав на автомате, стоило лишь нутром почуять опасность. Резво отскочив в сторону, мужчина только и успел понять, что больше не сжимает руку Цукки, которую с непомерной силой увлекло куда-то вниз. Обернувшись, он моргнул пару раз, да так и застыл в холодном оцепенении, точно на него нечаянно прилёг отдохнуть голубой кит.
Да, его рефлексы действительно были на высоте. Вот только проявились они как-то… ммм… ну… не очень подобающе случаю, если можно так выразиться. Ибо то, что Гинпачи инстинктивно уклонился от мнимого врага, вовсе не значило, что Цукуё удалось разделить ту же счастливую судьбу. Нет, если делать выводы по её нынешнему положению, то в битве с гравитацией расклад оказался явно не в пользу блондинки. Растянувшись во весь рост на земле, она уткнулась носом прямиком в равнодушную к перипетиям её незавидной участи твердь.
У Сакаты активно задёргался глаз. Цукки убьёт его, ей богу, убьёт. И никто в целом свете не вступиться за его шкуру после такого фиаско. Даже самый распоследний садюга, вроде Сого, и тот бы не одобрил такого провала: «Сенсей, даже если вы и хотели унижать и властвовать, то для начала всё-таки стоило подхватить девчонку, — назидательно произнёс голос Окиты в его голове, — а уж потом, когда бы она оказалась у вас на руках, можно было с чистой совестью швырять её наземь, с удовольствием наблюдая, как лицо жертвы искажается от шока и негодования!»
Гинпачи пробрал озноб. О, вот уж выражение шока и негодования Цукки он увидит всенепременно, не стоит и сомневаться. Собственно говоря, это, должно быть, последняя вещь, которую он сможет лицезреть прежде, чем отправиться на тот свет.
— Ано… Цукуё-сама… Вы в порядке? — вопрос граничил со слабоумием, но лучшего он придумать не мог.
Девушка, к этому моменту успевшая принять сидячее положение, вздрогнула всем телом и поспешно подтянула колени поближе к себе, чтобы иметь возможность достать до верёвки, всё ещё опоясывающей щиколотки. Её тонкие пальцы мелко подрагивали и срывались, упорно не справляясь с целью освободить ноги от сковывавших пут. Ками-сама, она, должно быть, в ярости, раз её трясёт от злости. Сакате становилось всё хуже и хуже, и он почти начал думать о том, много ли плохого случится, если он сейчас даст стрекоча? Положим, Джирая в восторге не будет, но так ли он страшен в сравнении с охваченной гневом Цукуё?
Насилу подавив в себе мысли подобного рода, Гинпачи в полуобморочном от страха состоянии опустился рядом с девушкой. Та отдёрнулась от него, слегка заваливаясь назад, и низко опустила голову, упрямо скрывая лицо за длинными выбившимися прядями светлых волос.
— Как-то неловко получилось, — продолжал меж тем нести чушь Саката, вместо Цукки принявшись колдовать над крепко завязанным узлом. — Я и не заметил, что вы не в состоянии пуститься в путь. Как глупо с моей стороны, правда? Аха-ха-ха-ха-ха-ха, — натужно засмеялся мужчина, крепче сжимая распутанные верёвки в руках. Воображение услужливо нарисовало картинку, на которой Цукуё вырывает у него треклятую бечёвку, а затем обматывает вокруг его шеи, с упоением начиная душить. И это, надо полагать, будет самый гуманный способ, до которого блондинка снизойдёт только при очень благоприятном стечении обстоятельств.
— …Государь не мог проявить себя дурно, — послышался тихий дрожащий голос.
Лёгкое удивление отразилось на лице Гинпачи. Если только что услышанные слова были частью его галлюцинаций, то они как-то слишком разительно контрастировали с представленным им зрелищем жестокой расправы. Подняв взгляд на Цукуё, мужчина скорее желал удостовериться в том, что говорила вовсе не она, нежели ища хотя бы одно подтверждение обратному. Она по-прежнему не смотрела на него, скрывая глаза в тени чёлки, однако Саката не мог прийти к неверным выводам, стоило ей вновь чуть слышно произнести:
— Это мне следует извиниться за свою неуклюжесть. Простите меня, о, Нефритовый господин. Прошу вас принять моё искреннее раскаяние за свою оплошность, — с этими словами Цукки склонилась в долгом церемониальном поклоне и лишь после этого осмелилась поднять на Гинпачи свой взор.
Первое, что открылось его вниманию — это сильно раскрасневшийся и начавший опухать нос девушки. Только потом он заметил глубоко несчастное выражение её лица, плотно поджатые губы и блестящие от застывшей в них влаги ясные глаза.
— Ты кто?
Закравшаяся в голову мысль была поистине ужасна. Он что, даже со второй попытки умудрился спасти не ту девушку?! Его кто-то проклял? Или, может быть, какой-то расшалившийся демон решил потешиться, сыграв над ним злую шутку? Чтобы удостовериться, что его не водит за нос нечисть, Гинпачи пришлось обогнуть девушку и заглянуть ей за спину. Увы, фортуна не была на его стороне, а потому даже самые внимательные обследования в области её мягкого места не привели к обнаружению скрывающегося под одеждой хвоста*. Для большей точности его выводов, конечно, стоило бы воспользоваться не только наблюдениями, но и самым тщательным путём прощупать предмет интереса, устанавливая истину через опыт. Саката скосил глаза обратно к лицу завладевшей его вниманием особы и нашёл её пылающей жарким румянцем, скрывавшим за собой краснеющий в прогрессивной степени разбитый нос и многократно подчёркивавшим её дикое смущение.
Нет, тут и без поисков хвоста понятно, что девушка перед ним может быть кем угодно, только не Цукуё. Как бы ни велико было внешнее сходство, но Цукки скорее бы череп ему проломила, чем позволила любоваться на её филейную часть. Но раз так и он смотрит на двойника из какой-то параллельной вселенной, то оригинал-то куда подевался?
— Господин… — перебил его спутанные мысли высокий и подрагивающий, точно ненароком тронутые струны кото*, девичий голос, — вы заберёте меня в свой гарем?
— Э? — от такого вопроса и прежде нестройные рассуждения Гинпачи запнулись окончательно и бесповоротно. — У меня есть гарем?! А Кецуно Ана в нём состоит?!
Прежде чем ответить, блондинка бросила на мужчину до того странный взгляд, что Сакату пронзила острая нервозность, разом превратившая само его существование в пытку. К счастью, Цукуё тут же скрыла неясный пламень фиалковых глаз за мягкой пеленой опустившихся пушистых ресниц, тем самым будто бы притушив разгоревшийся огонь костра. Однако и это совершенно безобидное действие с её стороны вызвало до крайности враждебное раздражение Гинпачи. Чёрт его знает почему, но в стремлении смущённой Цукки утаить от него истинные причины своего волнения Саката углядывал какой-то дерзкий вызов и даже насмешку над собой. Забывшись, он хотел было вздёрнуть её опущенное личико за подбородок, заставив смотреть на него в упор, пока он не прочтёт, не разгадает до конца то, что промелькнуло в глубине её истомлённого взора. Благо, тут девушка заговорила, тем самым пресекая в мужчине диковатый порыв и разом обращая всё его немалое напряжение в острый слух: голос-то у Цукуё звучал до того робко и тихо, что заглушить его мог даже шёпот шелестевших листьев.
— Я думаю, что господин имеет всякую девушку, чью любовь он возжелает.
Вот так вот. Какая премилая сентенция: «Имеет всякую девушку, чью любовь возжелает». В мультфильмах Warner Brothers следом за подобными по своей ошеломительности известиями на голову героя сваливаются стокилограммовая гиря, медная туба, чугунная сковорода, чайник с кипятком и рояль с играющим на нём котом во фраке. Гинпачи даже стало как-то обидно, что из всего списка на его долю не выпало вообще ничего. Как знать, может быть, ему бы повезло, и обрушившийся шквал тяжёлых предметов лишил его некоторых нежелательных фрагментов памяти?
— Она в бреду, — проскрежетал откуда-то сверху металлический голос. Саката поднял взгляд и наткнулся им на окаменевшую физиономию нависшего над ним Бансая. «Стало быть, и этот трубадур всё верно расслышал», — не без затаённого злорадства подумалось Гинпачи.
Брюнет меж тем продолжил:
— Полагаю, организм Тобиты-сан весьма специфически отреагировала на снотворное, которое ей вкололи, а потому она начала грезить наяву.
— Правда? — вяло поинтересовался Саката, резко потерявший интерес к говорящему с ним парню, и вновь переключаясь на Цукки. Ну что ж, это многое объясняет.
— Полагаю, эффект препарата не вечен, однако до тех пор, пока он полностью не рассеется, я бы предпочёл оставить Тобиту-сан в покое и дать ей время для полноценного сна. Я могу прямо сейчас найти для неё подходящее место, а вы…
— О, нет, спасибо! — резко вскочил на ноги Гинпачи. — Мы и так злоупотребили вашим драгоценным вниманием, данна-сама. Не смеем более отвлекать вас от насущных проблем! Нэ, Цукки, дома же лучше спится, правда? — и не дожидаясь от потерянной девушки никакой реакции, он без лишних церемоний взвалил её себе на плечо, уверенно зашагав прочь.
— До свидания, Шляпник-сан, — неуверенная интонация девушки не могла скрыть печальных ноток в её словах.
— Скорее уж, прощай, — буркнул Саката, и, будто бы из желания перехватить её поудобнее, легонько встряхнул безропотно повисшую на нём девушку. Та слабо охнула, после чего сочла должным вновь осведомиться:
— Нефритовый Император унесёт меня в свой гарем?
— Нефритовый Император очень устал, так что сделай милость, сыграй с ним в молчанку. Кто первым заговорит, тот и проиграл.
«Гарем, как же… — пронеслась унылая мысль в голове. — Куда мне гарем, когда я с одной тобой справиться не могу…»
*******************
— Шинске-доно, — голос Такечи звучал почтительно, но вместе с тем в нём легко угадывалась настойчивость и уверенность в собственной правоте, — принимая во внимания вашу проницательность, я не сомневаюсь, что от вас не ускользнуло то обстоятельство, что Саката-сан умышленно выворачивал все факты в выгодном для него свете. Я знаю, что некогда вы и Саката-сан были товарищами и что в вашем прошлом, возможно, найдутся мотивы отпустить его сейчас, но…
— Говори прямо: ты принимаешь меня за сентиментального идиота, — перебил разглагольствования своего стратега Такасуги. Впрочем, в его словах не чувствовалось ни капли гнева за оскорблённое достоинство, напротив, подобное предположение словно бы будило в нём странного рода весёлость. — Видимо, я ещё не дал достаточно ясно понять ни тебе, ни всем остальным членам Ямагути-гуми, какое значение я придаю достижению своих целей. Что ж, пожалуй, тем даже лучше, — мужчина усмехнулся и покосился на внимательно следящего за ним Такечи. — Что же касается этого недоумка, то у меня и в мыслях не было рассчитываться с ним за дела давно минувших дней. Однако сегодня, — Шинске прервался, неожиданно спустив долго сдерживаемый резкий и хищный смешок, — сегодня он лично предложил использовать себя как инструмент, как бумажный носовой платок, который можно смять и выбросить сразу после применения. Как считаешь, могу ли я отказать дорогому другу детства в такой пустяковой просьбе? — зрачок уцелевшего глаза сузился до точки, и хотя Такасуги по-прежнему смотрел прямо на своего подчинённого, Такечи знал, что перед этим взглядом сейчас стоит отнюдь не его лицо. — Сначала захвати то, что ему дорого; когда захватишь, он будет повиноваться тебе*, — неожиданно спокойно процитировал он и, словно бы и вовсе не менялся в лице, с самым равнодушным выражением отвернулся и пошёл прочь.
Хенпейта так и остался стоять на том самом месте, на котором его покинул Шинске. Желания пойти следом, дабы продолжить разговор, больше не было. Убедить лидера в чём-то теперь невозможно, добиться внятных объяснений — и того подавно. Такечи вздохнул. Видимо, в который раз ему предстояло остаться наедине со своими собственными суждениями, сомнениями и смутными тревожными предчувствиями.
*******************
Как только предпортовая зона сменилась тихим спальным районом довольно скучного вида, Гинпачи счёл за благо опустить Цукуё на землю и предоставить ей возможность идти собственными ногами. Ещё не оклемавшаяся девушка справлялась со свалившимися на неё обязательствами с трудом, ступая нетвёрдым медленным шагом. И хотя мужчине, уже изрядно вымотанному всеми проволочками этого удивительно нелепого дня, не терпелось побыстрее очутиться в квартире, всё же схватить Цукки в охапку и в таком положении донести её до метро было нельзя. Авось кто заподозрит в безропотной девице опоенную жертву падкого на малолеток сластолюбца. Что тогда? К делу привлекут внимание полиции, после чего Сакату с Цукуё попросят пройти в участок, где выяснится любопытный факт связи между школьницей и облагодетельствовавшим её своим вниманием Нефритовым государем… Нет уж, увольте.
С такими мыслями Гинпачи вёл девушку по улицам, стараясь держаться от неё на достаточно учтивом расстоянии, дабы их процессия со стороны не выглядела излишне деликатно. А задача эта была, прямо скажем, не из простых, ибо блондинке никак не удавалось победить пьяную качку, то и дело стремившуюся подкосить путающиеся ноги и повергнуть её наземь. Столкнувшись с такой проблемой, Саката был обречён помочь Цукки преодолеть возникшие на её пути трудности. И хотя он всего-то и делал, что целомудренно придерживал её за плечи, мужчине всё время казалось, что попадавшиеся им навстречу незнакомцы смотрят на него с явным подозрением и укором.
Но вот первый рубеж был преодолён, и парочка благополучно добралась до метро. Примостив девушку на свободное место, Гинпачи сам предпочёл остаться на ногах. Несмотря на то, что поездка обещала быть долгой, Цукки в нынешнем, столь нехарактерном для неё состоянии напрягала мужчину ещё и тем, что в любой момент могла выкинуть какую-нибудь глупость. А потому даже просто присесть с ней рядом уже представлялось ему действием излишним, попадающим в группу риска. Поэтому на протяжении всего маршрута следования он так и простоял над ней, наблюдая за покачивающейся из стороны в сторону, точно неваляшка, светлой макушкой моментально провалившейся в сон девушки.
«Да ведь неудобно же. Шея потом болеть будет», — с явным неудовольствием подумалось Сакате.
Когда же приятный женский голосок через динамики объявил название станции, являющейся непосредственным пунктом назначения учителя и ученицы, Гинпачи слегка потряс Цукуё за плечо. Та открыла глаза незамедлительно, точно бы ни на минуту их не смыкала, самостоятельно поднялась с сидения и уверенно прошла к выходу из вагона. Мужчина, несколько удивлённый столь резкой переменой, замешкался лишь на мгновение, однако очень скоро нагнал и поравнялся с девушкой.
Когда они вышли на улицу, небо уже заволокла тёмная вечерняя пелена. Но это вовсе не мешало столице жить своей жизнью, пусть даже речь и не шла о самой оживлённой части города. Всюду сияли огни фонарей, подсвеченные витрины магазинов привлекали разноцветной пестротой разложенного на прилавках ассортимента, а маленькие закусочные шумели уютным гулом весёлых и уже порядком нетрезвых голосов.
Впрочем, Сакату не особенно волновали камерные сценки повседневного быта окраины мегаполиса. Куда больше его занимала идущая рядом девушка, в чём, правда, он совершенно не желал признаваться даже самому себе. Посему вместо того, чтобы прямо осведомиться о её самочувствии, он усиленно делал вид, что всецело увлечён созерцанием забавной фигурки розового поросёнка в поварском колпаке и фартуке, приглашавшего всех и каждого посетить семейный ресторанчик, эмблемой которого он и являлся. Хотя для Гинпачи, чьи мысли в данный момент были слишком отрешены от прагматичной логики, истинное назначение скульптурки так и осталось сокрытым во тьме неизведанного. Лично он думал примерно так: ну, стоит поросёнок посреди улицы, ну и что? Свинья как свинья, ничего особенного. У неё не было ни единой причины оставаться на этом месте, но в равной же степени не было ни одного повода его покидать. Вот разве такое хоть раз, да не случается у всех и каждого? Se la vi, друзья мои, se la vi, и даже для поросят и для тех жизнь остаётся жизнью…
Саката осёкся. Оказывается, стоило ему погрязнуть в странных размышлениях о судьбах свиней в этом бренном мире, как его взгляд исподтишка переметнулся к Цукуё. К счастью для него, девушка того совершенно не приметила, а потому он мог со спокойной совестью продолжить своё скрытое наблюдение. До сей поры у Гинпачи ещё не было окончательного повода увериться в том, что Цукки полностью избавилась от своих галлюцинаций. Однако теперь во всём её лице он не мог найти и тени прежнего помутнения рассудка. Вместо этого он видел свою спутницу совершенно спокойной, если даже не сказать умиротворённой, задумчивой и… тихой.
Вот эта самая тишина больше всего не нравилась Сакате. Он бы понял, если бы по приходу в себя Цукуё разволновалась, впала в смятение чувств и закатила истерику посреди улицы. Он бы понял, если бы она в иступленном порыве разрыдалась у него на груди, сквозь слёзы лепеча сбивчивые слова благодарности. Он бы понял, если бы она обругала его на чём свет стоит и избила до потери пульса. Если уж совсем честно, то именно претворения этого последнего варианта в жизнь он до настоящего момента и ждал. Во-первых, именно такое развитие событий больше всего соответствовало характеру Цукки, а во-вторых… Что ж, пожалуй, он должен признать, что с его стороны было несколько косяков, которые могли выставить весь его героизм не в самом выгодном свете…
Гинпачи скривился и, не в силах игнорировать очевидное, скосил глаза, оценивая масштаб трагедии. Что и говорить, некогда аккуратный и прямой нос его ученицы теперь выглядел вызывающим благоговейное почтение своими внушительным размером и пропорциями. До носа тэнгу*, пожалуй, ещё далековато, но для молодой девушки сей аргумент вряд ли послужит достойным утешением. А по чьей вине она теперь отмечена столь дивной печатью насильственного обращения? Может быть, виноваты бессердечные похитители, не погнушавшиеся применить грубую силу к беспомощной девочке? Или, возможно, ранение стало результат того, что Гинпачи насилу пронёс Цукуё через самую гущу врагов, и той ещё крупно повезло отделаться столь безобидным увечьем? Да если бы! Если бы Саката хоть в чём-то мог свалить вину на злые козни недругов, он бы не преминул воспользоваться этой лазейкой, перекладывая ответственность на чужие плечи. Так нет же, все, ровным счётом все обстоятельства указывали на то, что покалечил девушку именно он, её «спаситель». Браво! Очень элегантно помог даме в беде, ничего не скажешь. Помните Такседо Маска из «Sailor Moon»? Так вот, он со своими розочками-цветочками — прошлый век! Будьте более оригинальны, подарите девушке на память дивный синяк, ласкающий взор насыщенным пурпуром фиалки, что так изысканно подчёркивает цвет её прекрасных глаз…
«Минутку. И что, давно я нахожу её глаза красивыми? Что ещё за…» — Гинпачи не закончил свою мысль, обречённо вздохнув и покачав головой. Вот ещё один пациент, которому очень нужно целительное забвение объятий Морфея… Возможно, даже больше, чем самой Цукки.
— Гинтоки.
Он так и позабыл, что за неразрешимые дилеммы мучили его сознание, изгаляясь над ним маниакальным потоком бреда. Одного только звука её голоса уже было достаточно, чтобы переменить весь ход его мыслей. Однако словно не желая довольствоваться малым тогда, когда можно взять всё, Цукуё удумала позвать его по имени. Отринув приличия, разделявшую их разницу в возрасте и социальном статусе — одним словом, все те условности, которые вплоть до настоящего момента препятствовали общению на равных. И ведь как она его назвала, как! Не тем именем, которое он использовал вот уж лет восемь, благополучно создав за ним образ не самого радивого учителя старшей школы, а тем, которое звучало лишь в далёком прошлом. После переезда в Токио рядом не осталось никого, кто бы мог обратиться к нему иначе, нежели «Гинпачи». И Такасуги, которого он встретил сегодня впервые за много-много лет, был не в счёт. Шинске — это злобный призрак всего того, что Саката некогда оставил позади, вечный кошмар и напоминание о собственной слабости. Для него не существует никого под именем «Саката Гинпачи», а есть только прежний «Саката Гинтоки» — глупый и вспыльчивый мальчишка, способный предать, бросив друга на произвол судьбы посреди пепелища разрухи. Такасуги есть голос прошлого и всей той ненависти и отвращения, которые Саката и сам себе внушал. Поэтому услышать имя «Гинтоки» от Шинске — это понятно и естественно. А от Цукуё — нет.
Какое отношение она имеет к минувшим дням его неспокойной жизни? Ровным счётом никакого. Цукки ведать не ведала о том, сколько всего связано с этим чёртовым именем и как не хотел Гинпачи пускать его в своё настоящее. Белый Демон, одержимый смертью, бьющийся в своей клетке от нестерпимой боли незаживающих ран, сведённый с ума преследовавшим его тошнотворно приторным запахом разлагающихся тел, придавленный грузом собственной никчёмности… Такой, как он, не может каждый день подниматься с постели, скуля от чувствительных последствий вчерашней попойки, и плестись на работу, где его ожидают ещё совсем зелёные, по-юношески наивные и неиспорченные вопреки всем жизненным неурядицам учащиеся 3-Z. Но то, чего не мог сделать Широяша, было под силу Гинпачи-сенсею. Пусть даже весь его образ — сплошной самообман и пустая маска, но пока эти дети были рядом, ему хотелось жить. А большего и не надо.
Сказать по правде, за все восемь лет он ни разу не испытывал желания отыскать родственную душу, дабы открыться ей и найти искупление всем своим грехам. Напротив, даже находясь в постоянном окружении людей, Саката делал всё, чтобы с ними не сближаться. Вроде бы знаком и понятен всем и каждому, а поди капни глубже — и вот уже выясняется, что ни черта о нём никто и не знает. Этакий извечный свой среди чужих. С этой же позиции его очень привлекало место учителя. Мимо постоянно проходили всё новые и новые поколения ещё совсем не знающей жизни малышни, ни разу не задерживаясь дольше положенного срока. И всё-таки на краткий миг Гинпачи успевал проследить за тем, как из вздорных эгоистов и прилежных паинек, крикливых драчунов и книжных червей, кокетливых дурёх и серых мышей формируется нечто большее и не столь однозначное. Не всегда самое лучшее и чистое, но каждому — свой путь и вынесенные из него методом проб и ошибок выводы. Его дело не осуждения и наставления, не предостережения и скучные нотации. Уж он-то знал, что в этом возрасте подавляющее большинство подростков всё равно не верит в авторитеты. Так что Гинпачи предпочитал лишь наблюдать со стороны, вмешиваясь лишь в самых крайних случаях.
Без сомнения, переведённая две недели назад Цукуё моментально попадала под изначально заданную установку, ровным счётом ничем не выделяясь и не выбиваясь из отлаженного годами процесса. Ну да, два дня назад она стала тем самым крайним случаем, который требовал к ней некоторого участия со стороны учителя. Но сути это по-прежнему не меняло. Вплоть до…
«Не-не-не, остановись, резвый сайгак, мысль ведёт тебя по ложной тропе! Не было никаких «до», как нет никаких «после». Взгляни только на эту девчонку! Вот прямо-таки сплю и вижу, как она проводит тщательный мозговой штурм, анализируя все возможные последствия от того, как она там тебя назвала: Гинпачи-сенсей, Саката Гинтоки… да хоть Сохатый Гинтуки, ей и дела нет! Цукки, возможно, ещё и от бредней своих не отошла, возьмёт сейчас и отчебучит какую-нибудь дурь сродни несуразице с Нефритовым Императором!»
Рассуждения, стоившие Гинпачи стольких сил и душевного равновесия, на деле длились не более пары секунд, во время которых Цукуё хранила паузу, несколько задумчиво глядя на учителя. Разумеется, вопреки всей его бурной внутренней патетике, лицо Сакаты так и оставалось безучастным, а глаза хранили верность излюбленному выражению, сокрытому в очах стукнутой головой об лёд рыбы. Посему девушке и в горячечному бреду бы не привиделось, что он может ожидать её следующих слов с тщательно отрицаемой, но, увы, совершенно неконтролируемой нервозностью. Цукки же, уже довольно давно погружённая в собственные рассуждения, наконец-то изрекла то, что стало плодом измышления её собственного острого ума:
— По пути домой нам бы не помешало зайти в продуктовый магазин.
Отикубо — главная героиня созданной в X веке «Повести о прекрасной Отикубо» — истории, очень похожей на известную сказку о Золушке. Дальше по тексту читатель встретит и имя её служанки Акоги, которая показана значительно более смекалистой и живой, нежели её госпожа. Однако с позиции времени создания повести именно слабая и утончённая Отикубо выступает олицетворением идеала женственности и добродетели.
«…даже самые внимательные обследования в области её мягкого места не привели к обнаружению скрывающегося под одеждой хвоста» — согласно японским поверьям, демоны вроде лисиц кицунэ и кошек-монстров бакэнэко могут принимать обличия людей, однако отличить их от оригинала можно по характерному хвосту.
Кото — японская цитра, щипковый музыкальный инструмент.
«Сначала захвати то, что ему дорого; когда захватишь, он будет повиноваться тебе» — цитата из трактата «Искусство войны» за авторством Сунь Цзы, посвящённого военной стратегии и политике.
Тэнгу — ещё одно демоническое существо из японской мифологии, представленное в облике мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом и с крыльями.
Автор: ManyaChka, она же akhCaynaM
Бета: Цумари
Дисклаймер: Я не я и лошадь не моя. И вообще, Сорачи-сенсей – наше всё!!!
Предупреждения: искренне стараюсь писать всё по канону, и всё же как огня боюсь ООС-ности... Тебе судить, дорогой читатель, пронесло или нет ^.^"
Рейтинг:
Пейринг: Гинтоки/Цукуё, фоном Сого/Кагура, Кацура/Икумацу, Матако/Шинске.
Жанр: Романтика, юмор, драма.
Статус: в процессе написания (8 глав).
Размер: макси.
Размещение: исключительно с согласия автора и с этой шапкой.
Глава 8 (часть 2)
Недовольный всем и вся Саката, задним числом вспомнивший, что приходил вовсе не для того, чтобы насладиться карнавалом тщеславия некого нервирующего типа, повернул голову в том направлении, где всё это время томилась в неволе пленённая ученица. Всё ещё снедаемый чувствами глубокой неприязни и задетого самолюбия, Гинтоки взирал на Бансая с огромным возмущением и враждебностью, как будто бы из тумана наблюдая за тем, как тот освобождает Цукуё от кляпа, затем перемещается ей за спину и принимается за тугой узел на её запястьях. Закончив с этим занятием, парень вновь вернулся на прежнее место и, ласково поглаживая руки девушки в тех местах, где их ещё совсем недавно так неделикатно касалась верёвка, слегка подался вперёд, с лёгкой улыбкой нашёптывая что-то удивлённой блондинке… Ах, Такасуги, ах ты сволочь этакая! Уж в следующий раз Саката поведёт диалог более конструктивно, выстраивая аргументацию на серии подзатыльников, пинков по чьему-то зарвавшемуся заду, да крепких ударов боккэна……Так, минуту… Что там этот охламон делает?!
Осознание снизошло на голову свалившимся с небес медным тазом. За ним последовал ещё один, и ещё один, а потом они посыпались, точно капли разразившейся дождём грозовой тучи. Когда же Гинпачи немного пришёл в себя от радостей столь бурного стихийного нашествия, то почему-то вспомнил свою последнюю мысль о драке с Шинске. Шинске… Это кто? Он его вообще знает? И секундочку, зачем ждать драки с этим неизвестным и, вполне возможно, славным, дарящим детям эскимо и подбирающим котят на улицах человеком, когда тут некий субъект в тёмных очках так отчаянно нуждается в том, чтобы ему ненароком сломали нос? Ну так что, неужели будучи взрослым интеллигентным мужчиной, Саката откажется выполнить столь пустяковое желание, присовокупив пару сувениров лично от себя?
— Ара-ра-ра, данна-сама! — его расплывшееся в широкой и сверх всякой меры сахарной улыбке лицо лучилось такой всепоглощающей и горячей любовью ко всему необъятному мирозданию, что казалось, будто бы ещё немного, и оно поплывёт и оплавится, точно восковая свеча от собственного пламени. — Как вы заботливы и милы к этой чудной девчушке! Как прекрасно, что и на нашем веку не перевелись мужчины, готовые взять на себя заботу о сирых и убогих. Признайтесь, наверняка вам по нраву кто-нибудь, вроде безвольной и до одурения высоконравственной Отикубо*? — тут Гинпачи заговорщицки подмигнул несколько оторопевшему Бансаю, продолжая всё тем же елейным голосом, коим обычно разговаривают клеящиеся к богатому мужику и необременённые излишними умствованиями школьницы. — Мне же всегда больше нравилась Акоги. Да, возможно, она не так благочестива и изнежена, как высокородная госпожа, но ей делают честь редкая сообразительность и смелость. Не будь рядом Акоги, повесть закончилась на том, как не прекращающая своих рыданий Отикубо умирает от обезвоживания где-нибудь на десятой странице книги. Нэ, данна-сама, вы же понимаете, к чему я клоню, да?..
Речь Сакаты, прервавшаяся так же внезапно и нелогично, как и началась, завершилась тем, что он едва ли не вырвал руки Цукуё из ладоней опешившего Бансая, а затем, довольно бесцеремонно и не особо рассчитывая силы, дёрнул девушку наверх, разом поднимая с коленей. Та болезненно вскрикнула, однако Гинпачи того даже не услышал, продолжая сверлить взглядом рассевшегося на земле мужчину. Дон Жуан хренов!
— Идём, — разворачиваясь, буркнул он, и, покрепче перехватив её за кисть, насильно потащил девушку следом за собой.
— По… подождите! — попробовала было остановить его взволнованная блондинка, но это только усилило острую потребность увести её как можно дальше от этого треклятого подстрекателя неопытных дурёх. И пусть ему кто попробует помешать, Гинпачи, может, только того и ждёт, чтобы уже как следует отыграться на первом попавшемся под руку олухе.
Ба-а-а-а-а-а-бам!
Всё произошло так стремительно и неожиданно, что Саката даже не успел среагировать. Точнее, его рефлексы оказались выше всяких похвал, сработав на автомате, стоило лишь нутром почуять опасность. Резво отскочив в сторону, мужчина только и успел понять, что больше не сжимает руку Цукки, которую с непомерной силой увлекло куда-то вниз. Обернувшись, он моргнул пару раз, да так и застыл в холодном оцепенении, точно на него нечаянно прилёг отдохнуть голубой кит.
Да, его рефлексы действительно были на высоте. Вот только проявились они как-то… ммм… ну… не очень подобающе случаю, если можно так выразиться. Ибо то, что Гинпачи инстинктивно уклонился от мнимого врага, вовсе не значило, что Цукуё удалось разделить ту же счастливую судьбу. Нет, если делать выводы по её нынешнему положению, то в битве с гравитацией расклад оказался явно не в пользу блондинки. Растянувшись во весь рост на земле, она уткнулась носом прямиком в равнодушную к перипетиям её незавидной участи твердь.
У Сакаты активно задёргался глаз. Цукки убьёт его, ей богу, убьёт. И никто в целом свете не вступиться за его шкуру после такого фиаско. Даже самый распоследний садюга, вроде Сого, и тот бы не одобрил такого провала: «Сенсей, даже если вы и хотели унижать и властвовать, то для начала всё-таки стоило подхватить девчонку, — назидательно произнёс голос Окиты в его голове, — а уж потом, когда бы она оказалась у вас на руках, можно было с чистой совестью швырять её наземь, с удовольствием наблюдая, как лицо жертвы искажается от шока и негодования!»
Гинпачи пробрал озноб. О, вот уж выражение шока и негодования Цукки он увидит всенепременно, не стоит и сомневаться. Собственно говоря, это, должно быть, последняя вещь, которую он сможет лицезреть прежде, чем отправиться на тот свет.
— Ано… Цукуё-сама… Вы в порядке? — вопрос граничил со слабоумием, но лучшего он придумать не мог.
Девушка, к этому моменту успевшая принять сидячее положение, вздрогнула всем телом и поспешно подтянула колени поближе к себе, чтобы иметь возможность достать до верёвки, всё ещё опоясывающей щиколотки. Её тонкие пальцы мелко подрагивали и срывались, упорно не справляясь с целью освободить ноги от сковывавших пут. Ками-сама, она, должно быть, в ярости, раз её трясёт от злости. Сакате становилось всё хуже и хуже, и он почти начал думать о том, много ли плохого случится, если он сейчас даст стрекоча? Положим, Джирая в восторге не будет, но так ли он страшен в сравнении с охваченной гневом Цукуё?
Насилу подавив в себе мысли подобного рода, Гинпачи в полуобморочном от страха состоянии опустился рядом с девушкой. Та отдёрнулась от него, слегка заваливаясь назад, и низко опустила голову, упрямо скрывая лицо за длинными выбившимися прядями светлых волос.
— Как-то неловко получилось, — продолжал меж тем нести чушь Саката, вместо Цукки принявшись колдовать над крепко завязанным узлом. — Я и не заметил, что вы не в состоянии пуститься в путь. Как глупо с моей стороны, правда? Аха-ха-ха-ха-ха-ха, — натужно засмеялся мужчина, крепче сжимая распутанные верёвки в руках. Воображение услужливо нарисовало картинку, на которой Цукуё вырывает у него треклятую бечёвку, а затем обматывает вокруг его шеи, с упоением начиная душить. И это, надо полагать, будет самый гуманный способ, до которого блондинка снизойдёт только при очень благоприятном стечении обстоятельств.
— …Государь не мог проявить себя дурно, — послышался тихий дрожащий голос.
Лёгкое удивление отразилось на лице Гинпачи. Если только что услышанные слова были частью его галлюцинаций, то они как-то слишком разительно контрастировали с представленным им зрелищем жестокой расправы. Подняв взгляд на Цукуё, мужчина скорее желал удостовериться в том, что говорила вовсе не она, нежели ища хотя бы одно подтверждение обратному. Она по-прежнему не смотрела на него, скрывая глаза в тени чёлки, однако Саката не мог прийти к неверным выводам, стоило ей вновь чуть слышно произнести:
— Это мне следует извиниться за свою неуклюжесть. Простите меня, о, Нефритовый господин. Прошу вас принять моё искреннее раскаяние за свою оплошность, — с этими словами Цукки склонилась в долгом церемониальном поклоне и лишь после этого осмелилась поднять на Гинпачи свой взор.
Первое, что открылось его вниманию — это сильно раскрасневшийся и начавший опухать нос девушки. Только потом он заметил глубоко несчастное выражение её лица, плотно поджатые губы и блестящие от застывшей в них влаги ясные глаза.
— Ты кто?
Закравшаяся в голову мысль была поистине ужасна. Он что, даже со второй попытки умудрился спасти не ту девушку?! Его кто-то проклял? Или, может быть, какой-то расшалившийся демон решил потешиться, сыграв над ним злую шутку? Чтобы удостовериться, что его не водит за нос нечисть, Гинпачи пришлось обогнуть девушку и заглянуть ей за спину. Увы, фортуна не была на его стороне, а потому даже самые внимательные обследования в области её мягкого места не привели к обнаружению скрывающегося под одеждой хвоста*. Для большей точности его выводов, конечно, стоило бы воспользоваться не только наблюдениями, но и самым тщательным путём прощупать предмет интереса, устанавливая истину через опыт. Саката скосил глаза обратно к лицу завладевшей его вниманием особы и нашёл её пылающей жарким румянцем, скрывавшим за собой краснеющий в прогрессивной степени разбитый нос и многократно подчёркивавшим её дикое смущение.
Нет, тут и без поисков хвоста понятно, что девушка перед ним может быть кем угодно, только не Цукуё. Как бы ни велико было внешнее сходство, но Цукки скорее бы череп ему проломила, чем позволила любоваться на её филейную часть. Но раз так и он смотрит на двойника из какой-то параллельной вселенной, то оригинал-то куда подевался?
— Господин… — перебил его спутанные мысли высокий и подрагивающий, точно ненароком тронутые струны кото*, девичий голос, — вы заберёте меня в свой гарем?
— Э? — от такого вопроса и прежде нестройные рассуждения Гинпачи запнулись окончательно и бесповоротно. — У меня есть гарем?! А Кецуно Ана в нём состоит?!
Прежде чем ответить, блондинка бросила на мужчину до того странный взгляд, что Сакату пронзила острая нервозность, разом превратившая само его существование в пытку. К счастью, Цукуё тут же скрыла неясный пламень фиалковых глаз за мягкой пеленой опустившихся пушистых ресниц, тем самым будто бы притушив разгоревшийся огонь костра. Однако и это совершенно безобидное действие с её стороны вызвало до крайности враждебное раздражение Гинпачи. Чёрт его знает почему, но в стремлении смущённой Цукки утаить от него истинные причины своего волнения Саката углядывал какой-то дерзкий вызов и даже насмешку над собой. Забывшись, он хотел было вздёрнуть её опущенное личико за подбородок, заставив смотреть на него в упор, пока он не прочтёт, не разгадает до конца то, что промелькнуло в глубине её истомлённого взора. Благо, тут девушка заговорила, тем самым пресекая в мужчине диковатый порыв и разом обращая всё его немалое напряжение в острый слух: голос-то у Цукуё звучал до того робко и тихо, что заглушить его мог даже шёпот шелестевших листьев.
— Я думаю, что господин имеет всякую девушку, чью любовь он возжелает.
Вот так вот. Какая премилая сентенция: «Имеет всякую девушку, чью любовь возжелает». В мультфильмах Warner Brothers следом за подобными по своей ошеломительности известиями на голову героя сваливаются стокилограммовая гиря, медная туба, чугунная сковорода, чайник с кипятком и рояль с играющим на нём котом во фраке. Гинпачи даже стало как-то обидно, что из всего списка на его долю не выпало вообще ничего. Как знать, может быть, ему бы повезло, и обрушившийся шквал тяжёлых предметов лишил его некоторых нежелательных фрагментов памяти?
— Она в бреду, — проскрежетал откуда-то сверху металлический голос. Саката поднял взгляд и наткнулся им на окаменевшую физиономию нависшего над ним Бансая. «Стало быть, и этот трубадур всё верно расслышал», — не без затаённого злорадства подумалось Гинпачи.
Брюнет меж тем продолжил:
— Полагаю, организм Тобиты-сан весьма специфически отреагировала на снотворное, которое ей вкололи, а потому она начала грезить наяву.
— Правда? — вяло поинтересовался Саката, резко потерявший интерес к говорящему с ним парню, и вновь переключаясь на Цукки. Ну что ж, это многое объясняет.
— Полагаю, эффект препарата не вечен, однако до тех пор, пока он полностью не рассеется, я бы предпочёл оставить Тобиту-сан в покое и дать ей время для полноценного сна. Я могу прямо сейчас найти для неё подходящее место, а вы…
— О, нет, спасибо! — резко вскочил на ноги Гинпачи. — Мы и так злоупотребили вашим драгоценным вниманием, данна-сама. Не смеем более отвлекать вас от насущных проблем! Нэ, Цукки, дома же лучше спится, правда? — и не дожидаясь от потерянной девушки никакой реакции, он без лишних церемоний взвалил её себе на плечо, уверенно зашагав прочь.
— До свидания, Шляпник-сан, — неуверенная интонация девушки не могла скрыть печальных ноток в её словах.
— Скорее уж, прощай, — буркнул Саката, и, будто бы из желания перехватить её поудобнее, легонько встряхнул безропотно повисшую на нём девушку. Та слабо охнула, после чего сочла должным вновь осведомиться:
— Нефритовый Император унесёт меня в свой гарем?
— Нефритовый Император очень устал, так что сделай милость, сыграй с ним в молчанку. Кто первым заговорит, тот и проиграл.
«Гарем, как же… — пронеслась унылая мысль в голове. — Куда мне гарем, когда я с одной тобой справиться не могу…»
— Шинске-доно, — голос Такечи звучал почтительно, но вместе с тем в нём легко угадывалась настойчивость и уверенность в собственной правоте, — принимая во внимания вашу проницательность, я не сомневаюсь, что от вас не ускользнуло то обстоятельство, что Саката-сан умышленно выворачивал все факты в выгодном для него свете. Я знаю, что некогда вы и Саката-сан были товарищами и что в вашем прошлом, возможно, найдутся мотивы отпустить его сейчас, но…
— Говори прямо: ты принимаешь меня за сентиментального идиота, — перебил разглагольствования своего стратега Такасуги. Впрочем, в его словах не чувствовалось ни капли гнева за оскорблённое достоинство, напротив, подобное предположение словно бы будило в нём странного рода весёлость. — Видимо, я ещё не дал достаточно ясно понять ни тебе, ни всем остальным членам Ямагути-гуми, какое значение я придаю достижению своих целей. Что ж, пожалуй, тем даже лучше, — мужчина усмехнулся и покосился на внимательно следящего за ним Такечи. — Что же касается этого недоумка, то у меня и в мыслях не было рассчитываться с ним за дела давно минувших дней. Однако сегодня, — Шинске прервался, неожиданно спустив долго сдерживаемый резкий и хищный смешок, — сегодня он лично предложил использовать себя как инструмент, как бумажный носовой платок, который можно смять и выбросить сразу после применения. Как считаешь, могу ли я отказать дорогому другу детства в такой пустяковой просьбе? — зрачок уцелевшего глаза сузился до точки, и хотя Такасуги по-прежнему смотрел прямо на своего подчинённого, Такечи знал, что перед этим взглядом сейчас стоит отнюдь не его лицо. — Сначала захвати то, что ему дорого; когда захватишь, он будет повиноваться тебе*, — неожиданно спокойно процитировал он и, словно бы и вовсе не менялся в лице, с самым равнодушным выражением отвернулся и пошёл прочь.
Хенпейта так и остался стоять на том самом месте, на котором его покинул Шинске. Желания пойти следом, дабы продолжить разговор, больше не было. Убедить лидера в чём-то теперь невозможно, добиться внятных объяснений — и того подавно. Такечи вздохнул. Видимо, в который раз ему предстояло остаться наедине со своими собственными суждениями, сомнениями и смутными тревожными предчувствиями.
Как только предпортовая зона сменилась тихим спальным районом довольно скучного вида, Гинпачи счёл за благо опустить Цукуё на землю и предоставить ей возможность идти собственными ногами. Ещё не оклемавшаяся девушка справлялась со свалившимися на неё обязательствами с трудом, ступая нетвёрдым медленным шагом. И хотя мужчине, уже изрядно вымотанному всеми проволочками этого удивительно нелепого дня, не терпелось побыстрее очутиться в квартире, всё же схватить Цукки в охапку и в таком положении донести её до метро было нельзя. Авось кто заподозрит в безропотной девице опоенную жертву падкого на малолеток сластолюбца. Что тогда? К делу привлекут внимание полиции, после чего Сакату с Цукуё попросят пройти в участок, где выяснится любопытный факт связи между школьницей и облагодетельствовавшим её своим вниманием Нефритовым государем… Нет уж, увольте.
С такими мыслями Гинпачи вёл девушку по улицам, стараясь держаться от неё на достаточно учтивом расстоянии, дабы их процессия со стороны не выглядела излишне деликатно. А задача эта была, прямо скажем, не из простых, ибо блондинке никак не удавалось победить пьяную качку, то и дело стремившуюся подкосить путающиеся ноги и повергнуть её наземь. Столкнувшись с такой проблемой, Саката был обречён помочь Цукки преодолеть возникшие на её пути трудности. И хотя он всего-то и делал, что целомудренно придерживал её за плечи, мужчине всё время казалось, что попадавшиеся им навстречу незнакомцы смотрят на него с явным подозрением и укором.
Но вот первый рубеж был преодолён, и парочка благополучно добралась до метро. Примостив девушку на свободное место, Гинпачи сам предпочёл остаться на ногах. Несмотря на то, что поездка обещала быть долгой, Цукки в нынешнем, столь нехарактерном для неё состоянии напрягала мужчину ещё и тем, что в любой момент могла выкинуть какую-нибудь глупость. А потому даже просто присесть с ней рядом уже представлялось ему действием излишним, попадающим в группу риска. Поэтому на протяжении всего маршрута следования он так и простоял над ней, наблюдая за покачивающейся из стороны в сторону, точно неваляшка, светлой макушкой моментально провалившейся в сон девушки.
«Да ведь неудобно же. Шея потом болеть будет», — с явным неудовольствием подумалось Сакате.
Когда же приятный женский голосок через динамики объявил название станции, являющейся непосредственным пунктом назначения учителя и ученицы, Гинпачи слегка потряс Цукуё за плечо. Та открыла глаза незамедлительно, точно бы ни на минуту их не смыкала, самостоятельно поднялась с сидения и уверенно прошла к выходу из вагона. Мужчина, несколько удивлённый столь резкой переменой, замешкался лишь на мгновение, однако очень скоро нагнал и поравнялся с девушкой.
Когда они вышли на улицу, небо уже заволокла тёмная вечерняя пелена. Но это вовсе не мешало столице жить своей жизнью, пусть даже речь и не шла о самой оживлённой части города. Всюду сияли огни фонарей, подсвеченные витрины магазинов привлекали разноцветной пестротой разложенного на прилавках ассортимента, а маленькие закусочные шумели уютным гулом весёлых и уже порядком нетрезвых голосов.
Впрочем, Сакату не особенно волновали камерные сценки повседневного быта окраины мегаполиса. Куда больше его занимала идущая рядом девушка, в чём, правда, он совершенно не желал признаваться даже самому себе. Посему вместо того, чтобы прямо осведомиться о её самочувствии, он усиленно делал вид, что всецело увлечён созерцанием забавной фигурки розового поросёнка в поварском колпаке и фартуке, приглашавшего всех и каждого посетить семейный ресторанчик, эмблемой которого он и являлся. Хотя для Гинпачи, чьи мысли в данный момент были слишком отрешены от прагматичной логики, истинное назначение скульптурки так и осталось сокрытым во тьме неизведанного. Лично он думал примерно так: ну, стоит поросёнок посреди улицы, ну и что? Свинья как свинья, ничего особенного. У неё не было ни единой причины оставаться на этом месте, но в равной же степени не было ни одного повода его покидать. Вот разве такое хоть раз, да не случается у всех и каждого? Se la vi, друзья мои, se la vi, и даже для поросят и для тех жизнь остаётся жизнью…
Саката осёкся. Оказывается, стоило ему погрязнуть в странных размышлениях о судьбах свиней в этом бренном мире, как его взгляд исподтишка переметнулся к Цукуё. К счастью для него, девушка того совершенно не приметила, а потому он мог со спокойной совестью продолжить своё скрытое наблюдение. До сей поры у Гинпачи ещё не было окончательного повода увериться в том, что Цукки полностью избавилась от своих галлюцинаций. Однако теперь во всём её лице он не мог найти и тени прежнего помутнения рассудка. Вместо этого он видел свою спутницу совершенно спокойной, если даже не сказать умиротворённой, задумчивой и… тихой.
Вот эта самая тишина больше всего не нравилась Сакате. Он бы понял, если бы по приходу в себя Цукуё разволновалась, впала в смятение чувств и закатила истерику посреди улицы. Он бы понял, если бы она в иступленном порыве разрыдалась у него на груди, сквозь слёзы лепеча сбивчивые слова благодарности. Он бы понял, если бы она обругала его на чём свет стоит и избила до потери пульса. Если уж совсем честно, то именно претворения этого последнего варианта в жизнь он до настоящего момента и ждал. Во-первых, именно такое развитие событий больше всего соответствовало характеру Цукки, а во-вторых… Что ж, пожалуй, он должен признать, что с его стороны было несколько косяков, которые могли выставить весь его героизм не в самом выгодном свете…
Гинпачи скривился и, не в силах игнорировать очевидное, скосил глаза, оценивая масштаб трагедии. Что и говорить, некогда аккуратный и прямой нос его ученицы теперь выглядел вызывающим благоговейное почтение своими внушительным размером и пропорциями. До носа тэнгу*, пожалуй, ещё далековато, но для молодой девушки сей аргумент вряд ли послужит достойным утешением. А по чьей вине она теперь отмечена столь дивной печатью насильственного обращения? Может быть, виноваты бессердечные похитители, не погнушавшиеся применить грубую силу к беспомощной девочке? Или, возможно, ранение стало результат того, что Гинпачи насилу пронёс Цукуё через самую гущу врагов, и той ещё крупно повезло отделаться столь безобидным увечьем? Да если бы! Если бы Саката хоть в чём-то мог свалить вину на злые козни недругов, он бы не преминул воспользоваться этой лазейкой, перекладывая ответственность на чужие плечи. Так нет же, все, ровным счётом все обстоятельства указывали на то, что покалечил девушку именно он, её «спаситель». Браво! Очень элегантно помог даме в беде, ничего не скажешь. Помните Такседо Маска из «Sailor Moon»? Так вот, он со своими розочками-цветочками — прошлый век! Будьте более оригинальны, подарите девушке на память дивный синяк, ласкающий взор насыщенным пурпуром фиалки, что так изысканно подчёркивает цвет её прекрасных глаз…
«Минутку. И что, давно я нахожу её глаза красивыми? Что ещё за…» — Гинпачи не закончил свою мысль, обречённо вздохнув и покачав головой. Вот ещё один пациент, которому очень нужно целительное забвение объятий Морфея… Возможно, даже больше, чем самой Цукки.
— Гинтоки.
Он так и позабыл, что за неразрешимые дилеммы мучили его сознание, изгаляясь над ним маниакальным потоком бреда. Одного только звука её голоса уже было достаточно, чтобы переменить весь ход его мыслей. Однако словно не желая довольствоваться малым тогда, когда можно взять всё, Цукуё удумала позвать его по имени. Отринув приличия, разделявшую их разницу в возрасте и социальном статусе — одним словом, все те условности, которые вплоть до настоящего момента препятствовали общению на равных. И ведь как она его назвала, как! Не тем именем, которое он использовал вот уж лет восемь, благополучно создав за ним образ не самого радивого учителя старшей школы, а тем, которое звучало лишь в далёком прошлом. После переезда в Токио рядом не осталось никого, кто бы мог обратиться к нему иначе, нежели «Гинпачи». И Такасуги, которого он встретил сегодня впервые за много-много лет, был не в счёт. Шинске — это злобный призрак всего того, что Саката некогда оставил позади, вечный кошмар и напоминание о собственной слабости. Для него не существует никого под именем «Саката Гинпачи», а есть только прежний «Саката Гинтоки» — глупый и вспыльчивый мальчишка, способный предать, бросив друга на произвол судьбы посреди пепелища разрухи. Такасуги есть голос прошлого и всей той ненависти и отвращения, которые Саката и сам себе внушал. Поэтому услышать имя «Гинтоки» от Шинске — это понятно и естественно. А от Цукуё — нет.
Какое отношение она имеет к минувшим дням его неспокойной жизни? Ровным счётом никакого. Цукки ведать не ведала о том, сколько всего связано с этим чёртовым именем и как не хотел Гинпачи пускать его в своё настоящее. Белый Демон, одержимый смертью, бьющийся в своей клетке от нестерпимой боли незаживающих ран, сведённый с ума преследовавшим его тошнотворно приторным запахом разлагающихся тел, придавленный грузом собственной никчёмности… Такой, как он, не может каждый день подниматься с постели, скуля от чувствительных последствий вчерашней попойки, и плестись на работу, где его ожидают ещё совсем зелёные, по-юношески наивные и неиспорченные вопреки всем жизненным неурядицам учащиеся 3-Z. Но то, чего не мог сделать Широяша, было под силу Гинпачи-сенсею. Пусть даже весь его образ — сплошной самообман и пустая маска, но пока эти дети были рядом, ему хотелось жить. А большего и не надо.
Сказать по правде, за все восемь лет он ни разу не испытывал желания отыскать родственную душу, дабы открыться ей и найти искупление всем своим грехам. Напротив, даже находясь в постоянном окружении людей, Саката делал всё, чтобы с ними не сближаться. Вроде бы знаком и понятен всем и каждому, а поди капни глубже — и вот уже выясняется, что ни черта о нём никто и не знает. Этакий извечный свой среди чужих. С этой же позиции его очень привлекало место учителя. Мимо постоянно проходили всё новые и новые поколения ещё совсем не знающей жизни малышни, ни разу не задерживаясь дольше положенного срока. И всё-таки на краткий миг Гинпачи успевал проследить за тем, как из вздорных эгоистов и прилежных паинек, крикливых драчунов и книжных червей, кокетливых дурёх и серых мышей формируется нечто большее и не столь однозначное. Не всегда самое лучшее и чистое, но каждому — свой путь и вынесенные из него методом проб и ошибок выводы. Его дело не осуждения и наставления, не предостережения и скучные нотации. Уж он-то знал, что в этом возрасте подавляющее большинство подростков всё равно не верит в авторитеты. Так что Гинпачи предпочитал лишь наблюдать со стороны, вмешиваясь лишь в самых крайних случаях.
Без сомнения, переведённая две недели назад Цукуё моментально попадала под изначально заданную установку, ровным счётом ничем не выделяясь и не выбиваясь из отлаженного годами процесса. Ну да, два дня назад она стала тем самым крайним случаем, который требовал к ней некоторого участия со стороны учителя. Но сути это по-прежнему не меняло. Вплоть до…
«Не-не-не, остановись, резвый сайгак, мысль ведёт тебя по ложной тропе! Не было никаких «до», как нет никаких «после». Взгляни только на эту девчонку! Вот прямо-таки сплю и вижу, как она проводит тщательный мозговой штурм, анализируя все возможные последствия от того, как она там тебя назвала: Гинпачи-сенсей, Саката Гинтоки… да хоть Сохатый Гинтуки, ей и дела нет! Цукки, возможно, ещё и от бредней своих не отошла, возьмёт сейчас и отчебучит какую-нибудь дурь сродни несуразице с Нефритовым Императором!»
Рассуждения, стоившие Гинпачи стольких сил и душевного равновесия, на деле длились не более пары секунд, во время которых Цукуё хранила паузу, несколько задумчиво глядя на учителя. Разумеется, вопреки всей его бурной внутренней патетике, лицо Сакаты так и оставалось безучастным, а глаза хранили верность излюбленному выражению, сокрытому в очах стукнутой головой об лёд рыбы. Посему девушке и в горячечному бреду бы не привиделось, что он может ожидать её следующих слов с тщательно отрицаемой, но, увы, совершенно неконтролируемой нервозностью. Цукки же, уже довольно давно погружённая в собственные рассуждения, наконец-то изрекла то, что стало плодом измышления её собственного острого ума:
— По пути домой нам бы не помешало зайти в продуктовый магазин.
Отикубо — главная героиня созданной в X веке «Повести о прекрасной Отикубо» — истории, очень похожей на известную сказку о Золушке. Дальше по тексту читатель встретит и имя её служанки Акоги, которая показана значительно более смекалистой и живой, нежели её госпожа. Однако с позиции времени создания повести именно слабая и утончённая Отикубо выступает олицетворением идеала женственности и добродетели.
«…даже самые внимательные обследования в области её мягкого места не привели к обнаружению скрывающегося под одеждой хвоста» — согласно японским поверьям, демоны вроде лисиц кицунэ и кошек-монстров бакэнэко могут принимать обличия людей, однако отличить их от оригинала можно по характерному хвосту.
Кото — японская цитра, щипковый музыкальный инструмент.
«Сначала захвати то, что ему дорого; когда захватишь, он будет повиноваться тебе» — цитата из трактата «Искусство войны» за авторством Сунь Цзы, посвящённого военной стратегии и политике.
Тэнгу — ещё одно демоническое существо из японской мифологии, представленное в облике мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом и с крыльями.
@темы: Влечение, фанфик, Гинтоки/Цукуё, Gintama